В когтях багряного зверя
Шрифт:
– Кто угодно, только не я! – Октавий энергично замотал головой. – Подобные вопросы находятся не в моей компетенции.
– А какие вопросы тебе поручено решать в синоде? – осведомился я у пленника, мечущего испуганные взгляды то на меня, то на Гуго и гадающего, кого из нас ему нужно бояться больше.
– Ну э-э-э… всякие разные… – замямлил он. – В основном мелкие. По хозяйственной части. Да их так много, что все не перечислишь.
– Ты называешь мелким вопросом уничтожение Корабельной Рощи? – Я состроил грозную мину и хрустнул пальцами, намекая на то, что не прочь залепить иерарху еще одну пощечину.
– Нет, разумеется… То есть да, вопрос, конечно, серьезный,
– Ты прав: мы тебя совершенно ни в чем не виним. Поэтому у нас и нет резона тебя убивать, – пожал плечами я. – Мы просто ссадим тебя с бронеката и оставим на попечение хозяев этого славного городка. Эти радушные миролюбивые люди – истинные септиане, и они всегда рады помочь калекам и страждущим.
– Только не это, умоляю вас! – Октавий вскочил на ноги с поразительной для его возраста и комплекции прытью, но я толкнул его в грудь и усадил обратно на ящик. – Вы же прекрасно понимаете: если я попаду в руки к Шишке, он не станет разбираться, кто я такой – мирный дипломат или сообщник этих краснокожих убийц! Шишка меня вздернет на одном из своих деревьев, а ведь я же говорил вам, что в Аркис-Грандбоуле у меня остались больная жена и четверо детей! Вы не можете меня здесь бросить! Никак не можете!
– Почему вы в этом так убеждены, любезный мсье? – притворно удивился Сенатор.
– Я… Я не знаю! Но вы же позаботились вчера о моей сломанной руке, перевязали, напоили лекарством… А сейчас говорите, что намерены отдать меня на растерзание раскольникам? Почему тогда вы не сделали этого сразу?
– Правильный вопрос, – усмехнулся я. – Сам-то как думаешь?
– Думаю э-э-э… – Он судорожно сглотнул, и его глазки возбужденно забегали. – Думаю, вы намерены попросить меня о некой услуге! Да-да, так и есть! Ума не приложу, о какой услуге пойдет речь, но если я в силах вам помочь – просите, конечно же! Уверен, мы непременно договоримся, ведь мы же с вами разумные люди!
– Ты поможешь нам освободить Владычицу Льдов, – без обиняков заявил я. – Меняем ее жизнь на жизнь твоей семьи. Мы уезжаем из столицы с королевой Юга – твои жена и дети остаются живы. Ты сдаешь нас Нуньесу или обманываешь – твоей семьей займется вон тот человек.
И я указал на сидящего в рубке северянина. Вид у еще не отмывшего после перевязки кровь Сандаварга был, мягко говоря, не самый дружелюбный. Заметив, что Октавий обернулся и смотрит на него выпученными от ужаса глазами, он улыбнулся ему самой жуткой из своих улыбок. Которая была еще свирепее от того, что все лицо Убби заливала свежая кровь, текущая из раны на макушке.
– О, пресвятые Ангелы-заступники! – воскликнул иерарх, и его тело затрясла крупная дрожь. – О, Метатрон, да как у вас только язык поворачивается говорить такое!
– Точно так же, как у твоего ангелоподобного Нуньеса повернулся язык отдать приказ истребить жителей Корабельной Рощи, – невозмутимо ответил я. – А что ты хочешь? Война есть война. Раз уж вы вздумали проливать кровь невинных женщин и детей, будьте готовы, что вашим семьям это тоже аукнется. Хотя тебе-то чего переживать? У тебя же есть отличный шанс спасти своих близких
Часть четвертая
Последняя битва «Гольфстрима»
Глава 17
Детей у Октавия оказалось на поверку не четверо, а всего один, и супруга пребывала в добром здравии, но мы простили иерарху эту маленькую безобидную ложь. И не только простили, но даже обрадовались, узнав, что вместо шумной оравы ребятишек нам придется держать в заложниках лишь восьмилетнего мальчишку и его сорокалетнюю мать. Последняя оказалась достаточно разумной, чтобы смириться с участью пленницы в стенах собственного жилища, и придумала для сына сказку, почему им категорически нельзя приближаться к двери и выходить за порог.
Впрочем, для них это было не слишком суровым ограничением. После наводнения иерарх переправил семью из столицы на Ковчег, в свои апартаменты, располагающиеся поблизости от храмового корабля, на посудине под названием «Архангел Сариил». И потому напуганные Новым потопом жена и сын Октавия не больно-то рвались сходить с Ковчега на смертельно опасную землю. Как и большинство других септиан, боявшихся, что они не успеют вернуться на плавучий город до удара стихии. Поэтому с недавних пор самой привилегированной работой здесь считалась та, что не требовала уходить далеко от Ковчега. А еще лучше – та, которая протекала непосредственно на палубах и в трюмах сцепленных между собой судов.
Катастрофическая нехватка рабочих рук вынудила Нуньеса отрядить на стройку также слуг и клириков, поэтому из всей прислуги в доме Октавия осталась одна престарелая кухарка. С огнем она, естественно, не дружила, и нам пришлось поневоле вернуться к прежней диете. Которую наши желудки, привыкшие к горячим супам и жареньям, приняли не сразу. Но разводить костер, даже маленький, было слишком рискованно, поскольку идущий из покоев иерарха дым выдал бы нас с головой. Пришлось смириться с септианской кухней и харчеваться с хозяевами из одного котла, довольствуясь тем, что отсталость здешнего меню искупалась его разнообразием…
…Так же, как и риск, на который мы пошли, чтобы проникнуть на Ковчег, искупался надежностью нашего сегодняшнего убежища. Уж где-где, но в такой близости от святая святых Ковчега наши недруги – кем бы они ни были – станут искать нас в самую последнюю очередь.
Эту выгодную стратегическую позицию мы заняли не сразу, а поэтапно.
Перво-наперво пришлось отогнать «Гольфстрим» на уже облюбованную нами, разоренную пригородную ферму и традиционно поручить приглядывать за ним Сенатору и Физзу. По пути туда мы сделали остановку и высадили в окрестностях Ковчега Октавия и Убби, который снова был вынужден идти на дело налегке, без своего привычного арсенала. Им обоим предстояла самая рискованная часть нашей операции по проникновению на Ковчег, причем первый рисковал ничуть не меньше второго. Северянину-то что? Он всегда готов сложить голову в неравной битве. А вот иерарх, который мог намеренно или нечаянно выдать своего сопровождающего, в любом случае не успеет убежать и скрыться от его гнева.