В места не столь отдаленные
Шрифт:
Невежин пожал плечами и больше не заговаривал о здоровье. Несколько смущённый и сконфуженный, вышел он из-за стола и прошёл к себе в кабинет. Этот иронический, многозначительный тон беспокоил его. Так прежде она никогда с ним не говорила, и он вдруг струсил. «Не проведала ли чего-нибудь жена?»
Надо сказать правду, струсил он не за себя. Он знал жену и понимал, что эта женщина в порыве ревности может решиться на всякий скандал, — вот почему он тщательно скрывал от супруги своё знакомство с девушкой, о которой он говорил в дневнике с благоговейным восторгом человека, в первый раз испытавшего чистое чувство без всякой надежды, что оно может быть когда-нибудь разделено —
«Надо быть осторожным!..» И он достал из письменного стола свой дневник и спрятал его в карман. «Так безопаснее!» — решил он, и вышел из дому.
Горе и страдания Невежиной не помешали, однако, ей собрать самые точные справки. Под густой вуалью отправилась она вечером по найденному адресу и основательно допросила дворника, посулив хорошую подачку за сведения. Оказалось, что квартиру занимает вдова-чиновница с пятью детьми.
— С пятью детьми?.. Молодая?..
— Не так, чтобы очень… Лет за сорок будет! — отвечал дворник и прибавил: — Не сродственница ли вам?
— Да, да… Так вы говорите, за сорок? — изумилась Невежина.
— А может, и больше, кто её знает. Вот… только средствами не то чтобы… Квартирка маленькая, и то одну комнату сдаёт… Жиличка одна живёт…
— Жиличка… Кто?.. как фамилия?
— Барышня одна, учительница, госпожа Степовая.
— Молодая?
— Эта молодая и из себя такая аккуратненькая… Смирная и ласковая барышня, это надо сказать, не то что как другие прочие… Сами изволите знать — всякого жильца есть! — прибавил дворник, махнув рукой. — Живёт тихо и благородно, как следовает… Утром на уроки ходит… Редко-редко когда к ней гости ходят… Вот один статный такой, чернявый ходит, всегда двугривенный даёт, как ты ему калитку отопрёшь. Настоящий барин, не то что голь какая из студентов… Вот бы женишок для барышни… Как есть бы парочка! — продолжал дворник, уже успевший несколько раз побывать в пивной и потому находившийся в болтливом настроении.
— Часто он сюда ходит? — нетерпеливо перебила его Невежина.
— Да вам, собственно, о чём же угодно узнать, барыня? — меняя вдруг тон, заговорил дворник. — Уж я и так по своей простоте болтаю вам… Как бы чего не вышло… Сами изволите знать…
Невежина поспешила достать портмоне и подала десять рублей. Хотя дворник и изумился такой щедрой подачке, но вида не показал и, принимая деньги, заметил:
— Вы, значит, насчёт этого чернявенького барина?..
— Ну да… Говорите… Часто он бывает?
— Тэк-с… Тэк-с… — протянул дворник («Понимаем, мол», — говорило, казалось, его подвыпившее лицо с маслеными глазами). — Это я могу… Что ж, врать не буду, не то чтобы часто… Часто… этого я не замечал, а я у себя во дворе всё вижу… Вот сегодня, значит, этак с полчаса перед вами будет, как ушёл… Я у ворот был…
— Благодарю… Только вы смотрите, никому ни слова… Понимаете? — заметила она, собираясь уходить.
— Что вы, барыня! Не извольте сомневаться… Одно слово — могила!.. Я это
«Должно, содержанка, — подумал он, следя глазами за быстро удалявшейся барыней. — А этому господину беспременно надо сказать… Небось, тоже отвалит!»
— И народ, подумаешь! — вдруг проговорил он, рассмеявшись, и, вероятно, по этому случаю отправился в пивную напротив.
Невежин сидел в кабинете у стола, когда часу в десятом вечера вошла к нему Людмила Андреевна.
Он поднял голову и в полутёмном конце кабинета увидал быстро приближавшуюся фигуру жены.
— Мне надо поговорить с тобой! — произнесла она глухим голосом, присаживаясь в кресло у другого конца стола.
И тон, которым она произнесла эти слова, и злое выражение её бледного, осунувшегося лица, с нервным подёргиванием одной щеки, не предвещали ничего хорошего.
Невежин отодвинул книгу и, стараясь скрыть невольное смущение, охватившее его, проговорил искусственно небрежным тоном, закуривая папиросу:
— В чём дело?
— Мне надо серьёзно поговорить с тобой! — повторила она, подчёркивая слово «серьёзно». — Ты, вероятно, сам догадываешься, о чём? — прибавила она, взглядывая на мужа.
— Лучше без торжественных предисловий… О чём я должен догадываться?
— Зачем ты обманываешь меня? Зачем ты так подло лжёшь?
У Невежина ёкнуло сердце. Краска смущения и досады залила его щёки. «Началось», — подумал он и проговорил:
— Нельзя ли без этих выражений…
— Боже, какая требовательность! — усмехнулась Невежина. — Он же ещё и обижается! Этого я не ожидала… Да, ты лжёшь! Я ведь знаю, что тебя удерживает в Петербурге… Я знаю, какая служба. Вы изволили влюбиться в очаровательного ангела с Фурштадтской и забыли, что у вас есть нравственные обязательства к женщине, спасшей вас от позора. Но разве любовь не подсказала вам, что обманывать не честно? Разве совесть не шепнула вам об этом? Разве у вас не хватило даже настолько мужества, чтобы сказать правду, — и вы всё время лгали?
Невежин всё ниже и ниже опускал голову.
Каждое слово жены хлестало его, как удары бича. И что мог он сказать в своё оправдание? И ненависть к этой женщине росла всё более и более.
А она, словно обрадовавшись случаю освободиться от накипевшей злобы, продолжала:
— Вы знаете, я не обманывала себя… настолько я умна. Я знала, почему вы женились на мне. Вам нужны были деньги, и я дала вам эти деньги. Я любила вас, я не требовала от вас взамен любви, но я ждала по крайней мере уважения и правдивости. Я думала, что вы поймёте, что кроме денег у меня есть и сердце. Я ведь тоже человек. Хоть бы каплю сострадания. Раньше вы хоть были искренни со мной, но потом… потом вы храбро исполняли обязанности мужа, хотя и чувствовали… омерзение. Такой низости я даже и от вас не ждала…
Она продолжать более не могла. Рыдания душили её.
Краска давно отлила от щёк Невежина. Он побледнел и молча смотрел на жену. Теперь она казалась ему ещё отвратительнее, после этих жестоких упрёков.
— Послушайте, — сказал наконец Невежин, — я не стану оправдываться. Вы правы, я женился на вас из-за денег, но ведь вы это знали. Женитьба моя была непростительной виной, вы вправе клеймить меня, я сам презираю себя за это. Я вас никогда не любил даже настолько, чтобы забыть свой позор. Теперь вы знаете, почему мне невозможно более жить с вами. Ну да, я люблю, люблю безнадежно, и всё-таки люблю.