В места не столь отдаленные
Шрифт:
— Нет, милая Степанида Власьевна, никаких печальных вестей я не получал, а так… взгрустнулось… Невесело здесь! — прибавил он с печальной улыбкой, подвигая старушке стул.
— Ах ты, бедный мой! — участливо протянула Степанида Власьевна, присаживаясь на стул и ставя на стол тарелку. — Ещё бы!.. Какое здесь для вас веселье после прежней-то жизни? К хорошему-то привыкать легко, а к худому трудно… Там, в Петербурге, у вас и родные, и знакомые, и развлечения какие угодно… И жили-то вы в полное своё удовольствие, и занятия, верно, имели, а здесь что?.. Как тут не заскучать?.. Я и то говорю Зиночке, что нельзя всякого человека
Чтоб не обидеть Степаниды Власьевны, Невежин отведал пирожка.
— А вы, голубчик Евгений Алексеич, всё-таки духом-то не падайте, не поддавайтесь скуке. Скука эта, что червь, точит человека. Бог милостив… Перемелется, мука будет, поверьте старухе. Потерпите, что делать… Может быть, там в Питере за вас похлопочут, вы и в Россию вернётесь. И не таким, как вы, возвращали права… А вы, слава богу, не какой-нибудь там преступник, и, слышала я, вас уж слишком строго засудили. Мало ли каких ссор не бывает между мужем и женою?.. То-то оно и есть. Все мы под богом ходим…
И, помолчав, старушка спросила, стараясь скрыть любопытство под тоном равнодушия:
— Видно, супруга-то ваша, Евгений Алексеич, уж очень вас обидела, а?
— Меня? — удивился Невежин. — Да разве вы не знаете, за что я сослан? Разве Зинаида Николаевна вам не рассказывала?
— То-то не рассказывала подробностей… Говорила только, что вы, бедненький, были несчастливы в супружестве… Верно, супруга не любила вас?
— Напротив, очень!
— Значит, вы разлюбили жену?
— Я никогда её и не любил, Степанида Власьевна… Она была гораздо старше меня, некрасива, ревнива…
— Так зачем же вы, голубчик, женились? — добродушно воскликнула старушка.
Невежин молчал. Старушка догадалась.
Но, мучимая любопытством, она всё-таки не могла не спросить:
— Ревнива, говорите вы?..
— Очень…
— Что ж пирожки-то! Простынут! — спохватилась старушка и, покачав головой, прибавила: — Так… так… Это бывает!.. Другая такая ревнивая, что не дай бог…
И так как Невежин всё-таки не рассказывал окончания истории, то старушка, сгорая от нетерпения скорей узнать конец, снова заговорила:
— У нас тут в Жиганске тоже была такая история… Муж влюбился в другую, да и…
Она вдруг спохватилась, останавливая испуганные, широко раскрытые глаза на Невежине…
— Нет, не то, Степанида Власьевна… Я не такой злодей! — улыбнулся Невежин. — Мой выстрел был сделан в порыве глупой вспышки за то, что жена поносила одну совершенно невинную девушку…
— Которую вы любили?.. — подсказала Степанида Власьевна.
— Да.
— А она?
— Она об этом и не знала тогда… Уж после узнала от жены…
— Ишь ты… Жена, значит, объяснила той-то… Что ж дальше?..
— Дальше? После суда жена простила меня… Развод предлагала…
— Ещё бы не простить… Тоже насильно мил не будешь… А та-то, любимая?..
— Та? — переспросил Невежин. — Та меня, видно, не любит!.. — грустно прибавил Невежин.
— Вишь какие дела-то на свете бывают! — раздумчиво проронила старушка. — Не лю-бит! Бедный, бедный! — пожалела старуха.
И, снова помолчав, сказала:
— А вы всё-таки духом-то не падайте… Свет не клином
— Верно, Зинаида Николаевна сердится?
— Да за что ей сердиться на вас?.. Она только с виду строга, Зиночка, а сама предобрая… Нечего вам и ссориться. Уж недолго и видать-то её… всего недельку какую-нибудь…
— Как недельку? — воскликнул Невежин.
— Да разве она вам не говорила ничего?
— Ничего…
— Ишь какая!.. Она ведь уезжает!
— Уезжает? — переспросил Невежин упавшим голосом, испытывая острое чувство обиды. — Куда?
— Да за границу… Уже и паспорт выправила… Докторшей хочет сделаться и потом уж совсем вернуться сюда. Говорит, что дети здесь мрут зря… Да вы ступайте к ней… ступайте. Она вам сама лучше всё расскажет… А мне на кухню надо… А что ж пирожки?.. Так и не съели?.. Не нравятся, видно?
— Не хочу.
— То-то и есть… И аппетиту нет… А всё оттого, что дома сидите. Идите же к Зиночке, — прибавила старушка, уходя из комнаты.
XXIX
Последнее объяснение
— Мне необходимо переговорить с вами, Зинаида Николаевна! — воскликнул Невежин, переступая порог этой небольшой комнатки, светлой, уютной, с цветами на окнах, видимо, убранной умелой и аккуратной женской рукой. — Вы позволите?
Зинаида Николаевна, не ожидавшая увидеть Невежина, невольно вздрогнула при звуках этого знакомого, нежного голоса. Она подняла свои глаза, серьёзные, строгие и удивлённые, на взволнованное лицо молодого человека и в ту же минуту опустила их на книгу, за которой сидела у стола. Кровь быстро отлила от её щёк, и страдальческое выражение появилось в чертах осунувшегося, бледного, но всё-таки прекрасного лица. Углы губ вздрагивали, и тонкие пальцы нервно перевёртывали страницы книги.
— Садитесь! — промолвила тихо девушка дрогнувшим голосом, наклоняя голову, словно готовая слушать.
— Я давно хотел объясниться с вами, Зинаида Николаевна, — обиженно начал Невежин, присаживаясь рядом с девушкой, — но вы избегали меня… вы не хотели меня видеть последнее время… Ведь это так?
— Так! — тихо проронила девушка, ещё ниже наклоняя голову.
— За что же вы вдруг изменились ко мне?
Зинаида Николаевна молчала.
— Я хочу знать… Я прошу… Я требую! — воскликнул Невежин.
— Зачем? И разве вам, Невежин, не всё равно — изменилась ли я, или нет? Будьте правдивы…
Она проговорила эти слова холодно и строго. Этот тон ещё более обидел молодого человека.
— Всё равно?! — переспросил он с горькой усмешкой. — Этого… этого я от вас не ожидал… «Всё равно»! Точно вы не знаете, не видите, не чувствуете, как я люблю вас… Да, люблю, как никогда никого не любил! — с порывистой восторженностью повторял Невежин, искренно веря в эту минуту, что любит эту красивую девушку, вздрагивавшую от его слов, и чувствуя, что от этого объяснения зависит его судьба.