В муках рождения
Шрифт:
Но когда горец, встряхнув длинными волосами, поднял голову и обвел присутствующих сверкающим взглядом, лица всех стали серьезными и в зале наступила глубокая тишина.
Тогда ясным проникновенным голосом заговорил Овнан:
— Духовный отец и могущественные князья земли армянской! Я сознаю великую милость, которую оказываете вы мне, бедному горцу, согласившись выслушать меня. Я спустился с гор не для того, чтобы просить прощения, а чтобы внести предложение о спасении родины. Я вижу, что прежде всего я должен оправдать Сасун и сасунцев. Что сделали сасунцы? То же самое, что шесть лет назад великий князь Багарат и владетель Васпуракана Ашот. Эмир Абусет передал власть востикану Мусе, а Муса, как это обычно делают арабы,
44
Т. е. до границ халифата.
Вскоре после этой войны тот же Абусет послал в Васпуракан эмира по имени Али с большим войском для сбора налогов. Али, расположив войска в области Албак, стал рассылать оттуда свои разбойничьи отряды по всему Васпуракану, разрушать, грабить и брать в плен мужчин и женщин и расхищать их имущество. Так, бесчинствуя и разоряя страну, эти нечестивцы до шли до владений князей Андзевских.
Владетель Васпуракана, великий князь Арцруни, отправил к эмиру послов, обещая выплатить подати, чтобы только тот отозвал свои войска, Но когда его послы подверглись насмешкам и издевательствам, князь со своим воинством Васпуракана напал на нечестивцев.
Эмир с несколькими своими приближенными еле-еле спасся, его войско и брат эмира были преданы мечу, земля покрылась вражескими трупами. Полководцем правого крыла наших войск был все тот же брат великого князя, Гурген.
Что же сделали тогда сасунцы, ваше святейшество и могущественные князья, увидев, как князя Багарата и его семью, закованных в цепи, увезли в Багдад? Что они сделали, видя разорение Тарона, расхищение имущества, пленение женщин, стариков и детей, видя, как варвары заняли монастырь Святого Карапета? Надежда была только на самих сасунцев. Они спустились с гор и поступили так же, как князья Багарат, Ашот и Гурген.
Неужели они оказались преступниками, избавив от меча и цепей своих же братьев-христиан? Разве это преступление — освобождение христианских церквей, превращенных в мечети, предание мечу неверных, взявших огнем и мечом монастырь Святого Карапета?
Если деяния сасунцев достойны порицания, значит справедливы все злодеяния нечестивых арабов, направленные против нас. Подумайте, могущественные князья, о последствиях, которые могут уничтожить семена, произросшие кровью Фаддея, Варфоломея и Просветителя на нашей земле [45] .
45
Речь идет о преследовании арабами христианской веры.
— Такая длинная проповедь была излишней, — сказал медленно и сурово спарапет Смбат. — Скажи, что ты предлагаешь, наш духовный отец разрешил тебе это, но говори быстрее и короче.
Овнан понял из пренебрежительных слов спарапета, что он попусту теряет время с людьми, не желающими считаться ни с чем, кроме своих целей, но почел своим священным долгом высказать им правду и заговорил во второй раз:
— Мы, горцы, народ простой, господа князья, мы не понимаем ничего в управлении государством, но с сердечной болью мы видим, что те, в руках которых находится власть, очень часто делаются жертвой обмана. Сами они, люди влиятельные, мудрые, имеют право оберегать себя и свои
— Что это за предложения? Что за вопросы поднимает этот неразумный горец? Как он осмелился на таком высоком совете предлагать нам свои планы?.. Чтобы мы сидели в своих замках, а наши крестьяне брались за оружие и затем в один прекрасный день подняли его на нас? И у вас еще хватает терпения выслушивать его?
Это сказал князь Гардманский Ктрич, который поднялся и уже собирался уходить. Его отговорили и убедили сесть. А спарапет Смбат обратился к Овнану со следующими суровыми словами:
— Ты воспользовался нашей снисходительностью и выступил с дерзкими речами против сидящих здесь великих нахараров. Если, действительно, сасунцы осмелятся самовольно выступить, мы прежде всего покараем их самих. А пока мы выносим такое решение — задержать тебя здесь, ибо, очевидно, это ты мутишь народ. Стражи, возьмите этого человека под охрану!
Воины вывели Овнана и заключили в темницу патриарших покоев.
Нахарары же продолжали наверху обсуждать речи Овнана, видя в каждом его слове измену и угрозу своей власти.
Что же касалось борьбы с врагами, то никто не хотел заключать союза с другим, никто не желал отказываться от своих воинов, не желал покидать своих границ.
Поэтому, бесполезно потратив время, так и не придя ни к какому выводу, князья покинули собрание, сели на коней и в сопровождении телохранителей разъехались по своим областям..
Но в этом зале присутствовали и молодые княжичи, которым не полагалось слова, и они только молча и почтительно выслушивали старших.
Среди них был и юный княжич Ашот Багратуни, внимательно следивший за всем, что происходило в зале. Когда все разошлись, он подошел к спарапету Смоату.
— Отец, не хватит ли держать взаперти сасунца? Прикажи мне отпустить его.
— Да, хватит и даже с излишком. Но и истину не всегда можно провозглашать вслух. Это любимец твоего дяди, князя Багарата, Овнан из Хута.
— Я его знаю, отец, так я пойду к нему.
Ашот поспешно опустился в подземелье и приказал стражам вывести Овнана. Он прохаживался по комнате, когда к нему с таким же безмятежным видом, как раньше, вошел Овнан.
— Брат Овнан, — сказал Ашот. — Зачем тебе понадобилось на совете князей выражать свое мнение? Не лучше ли, не говоря никому, подготовить народ и в час опасности вывести его на бранное поле?
Овнан был человеком простым, но не наивным. Он внимательно посмотрел на юношу, так ласково заговорившего с ним, и холодно, но печально сказал:
— Князь, ты мне кажешься умным юношей, но со мной не следует говорить так многозначительно и хитро. Если бы я мог подготовить народ и вывести его в нужный час в бой с чужеземными насильниками, я бы это сделал сию же минуту.
Но сила и возможности для того, чтобы сдвинуть ту гору, находятся в руках дряхлого к жалкого старца. Он не сознает своей власти и не хочет быть полезным народу. А неразумные князья, которые тут кричали и скрежетали зубами, не пройдет и пяти лет, как попадут в Багдад пленниками. И неизвестно еще, сколько их променяет веру Христову на Магометову. Гевонд, Гевонд!.. Где ты? Увы, Армения сумела родить только одного, как ты, великого человека, великого иерея, слугу великого Христа!