В муках рождения

Церенц

— Князь Гурген!

— Это я, храбрый князь! Ищу своего товарища, — ответил Гурген и, найдя Овнана, взял за руку, привел и посадил между собой и Ашотом.

Этот поступок Гургена удивил всех и даже князя Ашота. Один Гурген безмятежно обводил взглядом вокруг, словно говоря, что этот простой горец, селянин, был достоин такой чести.

И в наступившей глубокой тишине Ашот Багратуни заговорил:

— О благородные и почтенные друзья мои и князья! Наша родина и наша вера никогда еще не находились в столь тяжелом и опасном положении, как сейчас. По сравнению с нынешней опасностью опасность в дни Вардана была ничтожной, ибо хоть тогда врагом и являлся всесильный царь царей Персии, но Армения, кроме собственных предателей, не имела других врагов на своей земле. А ныне

багдадский эмир распространил свою власть не только на Азию, но и на всю Африку, вплоть до самой Европы. Враг строит свои логова и в Армении, Двин, Нахичеван, Багеш, Гандзак стали арабскими городами. Ни покорность, ни верность, ни тяжелые подати не являются залогом безопасности нашей религии, нашей жизни, нашего имущества, нашей нации для чужеземных властителей, которые обещают, чтобы обмануть, клянутся, чтобы лгать, дают грамоту безопасности, чтобы грабить, брать в плен, жечь и разрушать все до основания. Разрушены города, безлюдны села, выжжены поля. Народ осужден на скитание по горам и ущельям — вот судьба Армении в наши дни. Когда старейшины, отцы и князья наши думают об этом состоянии и не видят выхода, естественно, что и мы можем прийти в отчаяние. Но отчаяние и уныние не подобают ни человеку, ни христианину. Если мы будем действовать разумно, осмотрительно и смело, я верю, что бог поможет нам и мы сможем избавиться от нашей горькой доли. Библия, история древней Армении и история наших дней говорят о том, что наши предки храбро воевали с этими врагами. Князь Давид Сааруни, мой дед Ашот Мясоед и другие наносили в свое время арабам сильные удары, И даже совсем недавно наши храбрые сасунцы истребили огромные арабские полчища во главе с востиканом. Подумаем же о том, что надо сделать, что можно сделать и, если можно помочь чем-нибудь, попытаемся действовать.

Прошу говорить здесь смело, я всех вас знаю и доверяю вам. Я уверен, что тайна будет сохранена и станет явной, только когда мы начнем действовать.

Когда он кончил свою речь, в зале поднялся громкий шопот, все вполголоса говорили друг с другом, но никто не решался вслух высказать свое мнение.

Гурген и Овнан молчали. Ашот, взвесив положение, неожиданно обратился к ним:

— У вас нет никаких предложений?

— Два дня тому назад я сделал свое предложение на высоком собрании, — сказал Овнан. — Я верил, что церковная власть, став во главе народа, может творить чудеса. Но глава церкви, католикос, не захотел двинуться с места. Вы, возможно, имеете право надеяться и искать хотя бы проблеска спасения. Здесь, на этом собрании, я чувствую себя неловко. Я не молод и не княжеского происхождения, следовательно, молчание должно быть моим уделом.

— Брат Овнан, два дня тому назад на том собрании, где ты выступал, ты, кажется, тоже не был княжеского происхождения. А то было собранием великих нахараров и католикоса.

Не обращая внимания на насмешливый характер этих слов, Овнан ответил спокойно.

— Возможно, что я, простой селянин, ошибся, осмелившись заговорить, видя седовласого католикоса во плаве собрания. Мне казалось, что высокое духовное лицо знает армянский народ. Я смотрел на него, как на апостола, для которого нет ни слуги, ни господина и все «едины во Христе». Я мечтал об этом равенстве не перед лицом власти и князей, а перед лицом опасности, которой подвергается наша несчастная родина.

— Опасность остается та же. Если один забывает о судьбе народа из-за своей старости, другие — из личных интересов, а иные — из чувства мести — все одинаково преступны.

На это Гурген ответил негромким ясным голосом.

— Храбрый князь, когда вы приглашали на это собрание, вы, несомненно, мыслили о каком-то выходе, у вас, конечно, есть свои предложения. Зачем нам терять время? Говорите смелее!

Голос Гургена, напоминающий мягкое мурлыканье льва, привлек внимание всего зала. Круг слушателей расширился, и Ашот, хитроумно заставлявший выступать других, был вынужден и сам заговорить.

— Князь Гурген, — обратился он к Гургену так, словно он был один в зале. — В таком состоянии, как мы, народ обязан сам себя спасать, а для этого мы должны составить

нерушимый союз. Источником всех наших бедствий является отсутствие такой связи между нами. Арабы сильны, потому что у них эмир, которому они беспрекословно подчиняются, греки сильны тем, что у них император, которому все они покорны. А все остальные народы, не имеющие сильной и устойчивой власти, являются их рабами и слугами. Значит, задача наша в том, чтобы и мы имели власть, которую признавали бы всей душой и обязались бы подчиняться ей. Можно власть передать не в одни руки, можно передать ее нескольким лицам, лишь бы они умели управлять страной. Мы должны знать, что безвластие — это моль, пожирающая Армению, и что это единственная причина всех наших бедствий, разорений и рабства.

Когда он замолчал, к нему подошло несколько молодых князей.

— Князь Ашот, мы считаем тебя самым достойным этой власти. Возьми ее в руки и действуй, а мы готовы подчиниться тебе и помогать во всем.

То же самое повторили и остальные. Ашот молча раздумывал, а когда все стали просить о том же, он степенно и скромно стал отказываться, отговариваясь своей молодостью, и, наконец, сказал следующее:

— Нельзя ли такую власть вручить моему отцу, спарапету, чья храбрость, благоразумие и опытность известны всей Армении?

— Да здравствует спарапет Смбат! — воскликнул почти единогласно все собравшиеся. — Он, действительно, самый достойный, он сумеет спасти Армению..

Когда радостные возгласы смолкли, Ашот обещал рассказать отцу о решении собрания и попросил всех прибыть в указанное место, когда они будут извещены.

Уже рассветало, когда собрание кончилось, и все стали разъезжаться.

Выходя из крепости, Гурген спросил:

— Ну, брат Овнан, что окажешь о сегодняшнем дне? Я спарапета не видел и не знаю. Сможет ли он спасти наш народ?

— Единственный человек, по моему мнению, кто мог спасти народ, это армянский католикос, но он не захотел. Бог ему судья.

— А Смбат сможет сделать что-нибудь?

— Кто знает, посмотрим. Я-то не надеюсь ни на кого, вернусь в свои горы и сделаю, что смогу. Мой долг не бояться смерти и не убегать от нее, что с божьей помощью я и выполню. Оставайся с миром, князь Гурген, если господь захочет, мы снова увидимся.

Глава одиннадцатая

Хутинский военачальник и армянский спарапет

Настал апрель, но до весны ли было армянам в этот ужасный год? Кто любовался перелетными птицами? Из Багеша [47] в Сасун то и дело доходили вести о том, что несметные арабские полчища идут прямо на Хут, чтобы разорить его дотла в отместку за гибель сына Абусета. В этой истории не было преувеличений, ибо эмир поднял на нога все магометанские силы и направил в Армению. Туркестан, Хужастан, сирийцы, вавилоняне, мидийцы, исламиты, египтяне, отдаленные области Персии до самого Сакастана [48] послали свои отборные войска в Армению, чтобы превратить ее в пустыню.

47

Багеш или Битлис — город, находящийся к юго-западу от озера Ван.

48

Страны и народы, входящие в состав Арабского Халифата.

Эмир отдал перед всеми войсками строжайший приказ военачальнику Буге: «Захватить Армению голодом и мечом, заполонить всех знатных людей и прислать мне, красивых обратить в нашу веру, крестьян истребить».

С таким приказом шли на Армению кровожадные орды варварских народов.

Что же делал в эти дни Сасун? Сасун, устремив глаза на стойкого и отважною человека, ждал его приказа. Мы знаем, что этим человеком был Овнан, который укрепил все ущелья, расставил сторожевые отряды в неприступных горах, женщин, детей и стариков обеспечил запасом имеющихся продуктов, а сам с войском в несколько тысяч человек ждал у подножья Хута весны и прихода врага.