В муках рождения
Шрифт:
— Скажи, чтобы нам принесли ужин.
Вахрич вышел из комнаты. Овнан сидел, опустив глаза, а Гурген ходил взад, и вперед по комнате, задумавшись над создавшимся положением и над словами Овнана, снова, упрекнувшего нахараров. Гурген словно стыдился, что происходит из знатного рода Мамиконянов и Арцруни, забывая о том, что и сам является одной из жертв нахарарской власти.
Они молча поужинали, и Гурген обратился к Овнану.
— Тебе надо немного поспать, Овнан. Нам с тобой предстоит одно дело.
— Если дело серьезно, я могу и не спать.
— Нет, ты отдохнешь, а в полночь мы с тобой уедем отсюда.
— Хорошо, —
Немного спустя Гурген увидел, что его собеседник заснул сном праведника.
Еще не было полуночи, когда Овнан проснулся. Его могучий организм не нуждался в долгом отдыхе.
За ним поднялся и Гурген, и вскоре оба друга скакали вдоль берега Ахуряна по Багаранской дороге, а наш старый знакомый Вахрич следовал за ними, стараясь догнать не только для того, чтобы не потерять их из виду, но и из любопытства. Этот почтенный человек, когда-то мечтавший стать воспитателем Гургена, сейчас довольствовался малым и, боясь потерять своего господина, следовал за ним по пятам, расспрашивая о нем в селах и деревнях и, наконец, напал на его след. Вахрич догнал князя только в Багреванде.
Но какая разница произошла в князе за эти несколько недель! Гурген очень изменился, лицо его словно застыло, он говорил односложно, а если улыбался, то редко и только насмешливо. О возвращении в Тортум не было и речи. Вахричу пришлось отдать своего коня Овнану, а самому трястись на жалкой кляче, проклиная Овнана и сасунцев, армянских князей и Гургена, Цолака и всех коней на свете. Проклинал он так тихо, что сам сатана не мог бы его подслушать, потому что Вахрич был очень хитер и ни одно неосторожное слово не слетало с его уст.
— Чорт бы побрал этого Овнана!.. Хотел бы я знать, видел ли когда-нибудь он в своих горах таких лошадей!.. Дорвался до моего коня и мчится на нем вперед, а я вынужден трястись на этой проклятой кляче. И откуда появился он на нашем пути?.. Как его встретим — так у нас неудача. Что за человек, который никогда не улыбнется? То, смотришь, рта не хочет раскрыть, а то раскроет и уж молчать не заставишь. Этот человек — колдун, сатане служит. Вот, к примеру, наш князь как увидит его, сразу загрустит. Вчера тихо, мирно сидели в Блуре, нет, в голову ему взбрело: «Беги на берег Ерасха, предупреди крестьян… О ком? О чем? Брата Овнана из Хута попросите почтить нас посещением…» И сам князь Гурген встает ему навстречу, с простым горцем здоровается за руку… Овнан и Гурген! Старые друзья!.. Двоюродные братья!.. Проклятая скотина! Все кишки мне перевернула!.. А мой конь скачет впереди рядом с Цолаком… Но о чем они беседуют? Куда мы едем, и долго ли будет длиться наш путь? Вот о чем бы надо спросить. Но кого?.. Нет, Вахрич, ты сделал большую глупость, что оставил семью и последовал за князем… Где мне было знать, что он меня так встретит, не спросит, как я, что я делал, как моя семья… Ни о чем не спросил, только поздоровался и тут же послал искать этого колдуна. А теперь отдай своего доброго коня ему, а сам садись на эту клячу, чтобы переворачивала тебе все кишки…
Но тут рассуждения Вахрича прервались. В темноте показались очертания Багарана и его собора, оба всадника спешились. Вахрич последовал их примеру и, прихрамывая, подошел к ним, чтобы принять коней.
— Подождешь нас у этого родника, — сказал Гурген, даже не посмотрев на унылое лицо Вахрича,
Не успел бедный слуга поспать и четверти часа, как почувствовал чье-то горячее дыхание, и теплая морда ткнулась ему в лицо. Это Цолак давал знать о себе. Вахрич вскочил с места и, услыхав издали лошадиный топот, прошел вперед. Он успел разглядеть небольшой отряд князей, следовавший в Багаран.
Не успел он вздремнуть, устроившись на своей каменной подушке, как верный страж Цолак снова разбудил его. Так повторилось несколько раз. Небольшие отряды все продолжали продвигаться к городу.
Оставим Вахрича здесь спать и последуем за нашими двумя друзьями, шагавшими в город.
— Ты прав, — говорил Овнан. — Тебе хочется верить, в этого юношу. Наш несчастный народ в таком отчаянном положении, что готов протянуть кому угодно руку за помощью. Но лишь время решит, оправдает он себя или нет.
— Посмотрим, каково его предложение. Он сам пригласил нас, дал знать, чтобы я взял тебя и приехал в Багаран на очень важное совещание. Я же, питая отвращение к этой жизни, надумал уже уехать в Грецию, но когда получил приглашение, то решил познакомиться с этим юношей, о котором все отзываются с похвалой.
— Все — это означает никто! Если бы и я, как все, хвалил тех, кто мне улыбался, если бы я каждый раз кричал о том, что взошло солнце справедливости, видя проблеск света в море людских злодеяний, я, разумеется, должен бы хвалить этого юношу, ибо он меня освободил из темницы. Но разве случая со мной и тысячи таких случаев с другими достаточно для того, чтобы видеть спасение армянского народа в одном князе Ашоте, сыне спарапета Смбата Багратуни? Посмотрим, кто он на деле и что может сделать для народа.
В это время послышался конский топот, и несколько всадников, обогнав их, проехало к цитадели, находящейся на высоком холме над Ахуряном. Когда наши друзья дошли до крепостных ворот, прискакал еще один небольшой отряд. Судя по тишине, все было овеяно здесь таинственностью. Конюхи, стоявшие тут же, уводили лошадей, а слуги препровождали гостей в зал, где, разбившись на группы, тихо беседовали ранее прибывшие приглашенные. Несколько светильников тусклым светом озаряло лица собравшихся.
Овнан заметил, что все это были молодые князья, из сверстников — ни кого. Он стал искать Ашота и, не найдя его, сказал про себя: «Не беда, пусть будет властолюбцем, лишь бы умел править». Он молча отошел в угол.
А Гурген, которого все знали не только по имени, но и по его исполинскому росту, в это время непринужденно здоровался с князьями и, оглядываясь вокруг, искал Овнана. Тут двери в зал распахнулись, и показался Ашот Багратуни со своим братом Шапухом и другими князьями Багратуни. Все поднялись с мест, а он, приложив руку к груди, приветливо и степенно поздоровался, прошел к своему месту, сел и пригласил сесть всех присутствующих.
Когда все уселись, он посмотрел на Гургена, которого до того не видел, но догадался, что это он, и воскликнул ясным голосом: