В объятиях злого рока
Шрифт:
Если честно, я думала, выгонят. Скажут: «Отчислены!». А Тай Фун отмажется, потому как на себя ни копейки ректорской не потратил.
Но нет: нас не отчислили. Да и Тай Фуну отмазаться не удалось. Ему вынесли возмутительное обвинение: «Не уследили, голубчик». После чего всем троим назначили чудовищную отработку.
Лично я готова была провалиться сквозь землю.
Фуршет в нашу честь обещал быть блистательным. Ректор хоть и слыл личностью неординарной (проще говоря,
Ну что сказать, взгляды действительно устремились в нашу сторону. Только не восхищенные, как мы себе нафантазировали, а по большей части сочувственные. Местами — насмешливые. Восхищением тут и не пахло.
Нас представили разряженной толпе таких же предвкушающих первокурсников.
— Вот, — язвительно сказали в мегафон, — Сафро Шэридон, приемная дочь разорившихся аристократов, любительница енотов и прочей зубастой живности, а также неотесанный гений.
— А вот, — направили рупор на Миру, — совершенно уникальная (и притом гениальная) сущность из межпространства.
— Ах да! — ректор театрально хлопнул себя по лбу. — Прошу любить и жаловать, ваш новый преподаватель — мистер Тай Фун — тоже отпетый гений — будет вести спецкурс «Введение в трансформацию субстанций». А на сегодня, ввиду злополучного стечения обстоятельств, его звездная роль — официант!
Мы втроем стояли на сцене, переминаясь с ноги на ногу и сгорая со стыда. И вместо роскошных нарядов на нас была напялена униформа горничных. Черные прямые платьица до колена, белые накрахмаленные фартуки, тесные туфли, еще этот дурацкий обруч на голове.
Тай Фун выглядел получше. К его отутюженному костюму официанта прилагался длинный черный передник и бабочка-удавка, которая ему удивительно шла.
— Начиная с сегодняшнего дня и на протяжении недели они будут отрабатывать должок! — ехидно сообщил Иридиус Младший. Слово «должок» перекатывалось у него на языке, как сладкая карамель. — Так что если кому надо постирать носки или провести в комнате генеральную уборку, обращайтесь прямиком к ним! — издевательски закончил он. После чего сделал нам знак, чтобы мы проваливали обслуживать столики.
— Позорище! — прошипела Мира, соскакивая со цены. — Если переживу неделю этого ада, изменю себе внешность.
Помимо приговора к бытовому рабству, нам были даны четкие указания: никакого самоуправства, никаких выкрутасов в ментальной лаборатории! Мусор убираете ручками, ручками. А иначе пеняйте на себя.
Мы удалились на кухню за подносами, склоняя ректора на все лады. Мы кривились от неловкости, прятали лица, краснели до ушей и фыркали. Тай Фуну единственному удавалось сохранять достоинство. Он не фыркал, не заливался краской. Он вообще
— Вы бы должны нас ненавидеть, — проронила я, когда мы в бессчетный раз удалились на кухню с подносами, полными пустых бокалов.
Его надменно вздернутая бровь сигнализировала о том, что я только что сморозила несусветную чушь.
— Ненависть равносильна саморазрушению, — гордо изрек наш профессор-официант. — К тому же, я знал, что так и будет. Мне приснилось.
— Знали и не остановили нас?! — подскочила к нему Мира. В руке у нее была тарелка, а на тарелке, верхом на пропитанных кремом коржах, восседал розовый спрут из растительных сливок. Казалось, еще чуть-чуть — и подруга впечатает этот торт ему в физиономию.
— Во сне останавливал, — сказал в оправдание Тай Фун. — Поэтому вы мне назло потратили еще больше. Так что я вам услугу оказал, когда не стал вмешиваться.
— Гирополукомпас! — выругалась я. Нормальных слов в лексиконе не нашлось — наверное, сказывалась усталость спустя несколько часов непрерывного курсирования по залу и выполнения поручений в духе «принеси-подай».
Спрут на тарелке малость поплыл и скуксился. Думаю, это из сострадания к нам, горемычным.
Таким мы его к круглому столу и поднесли.
— Налейте пунша, милочка, — обратилась ко мне у стола первокурсница с носом картошкой. И как будто нарочно отдавила ногу тяжеленным шнурованным ботинком.
Вот ведь змеюка подколодная!
На голову ей взгромоздился черный волосатый паук. Сначала подумала — настоящий. Но потом пригляделась и вздохнула с облегчением: всего-то элемент прически, зато какой устрашающий!
— Милочка! — с напором повторила девица. — Пунш!
Я проглотила унижение, покорно налила из чана в бокал порцию пузырящегося напитка, услужливо поднесла первокурснице. И сполна утешилась тем, что в последний момент выплеснула жидкость ей в лицо.
Мира одобрила возмездие яростными аплодисментами. А вот девица с носом поступка не оценила и завизжала оглушительной сиреной. Прическу ей, видите ли, испортили. И макияж потек. Красота!
К ней с разных сторон тотчас стеклись гибкие мускулистые парни, больше похожие на ожившие сгустки мазута. Надо полагать, телохранители.
Тай Фун, в свою очередь, подбежал ко мне, ухватил за руку и быстро поволок прочь из зала.
— Держите ее! Это она! Она, стерва! — завопила девица, как резаная.
Ох и давненько же меня стервой не называли! Припомним, что ли, старые добрые времена?
Публика оживилась. Нам вслед понеслись угрозы и оскорбления. Кто-то даже ботинком швырнул. Ну совсем очумели люди! Никаких манер!
— С ума сошла! — констатировал Тай Фун, спешно уединившись со мной в каком-то пыльном чулане. Вокруг в беспорядке стояли швабры, валялись ведра и половые тряпки. А еще было ни зги не видать.
— Знаешь, кого ты пуншем облила?! — зашипела тьма мне на ухо голосом Тай Фуна. — Это дочь самого министра иностранных дел!