В объятиях злого рока
Шрифт:
У меня под ногами произошел едва уловимый тектонический сдвиг. По каменному полу пробежала рябь. Раздалась тонкая трель. Пространство искривилось, точно тесто, пропущенное сквозь мясорубку. И главный коридор на глазах разветвился на пять одинаковых туннелей.
Так вот что означала "тайная практика"! Мира обнаружила в себе новую суперсилу и решила потренироваться на внутренностях замка. Что называется, отточить созидательные навыки.
Туннели были всё равно что вены в поперечном разрезе — круглые, темно-вишнёвые. Единственное отличие, пожалуй,
Ну и какой из ходов, спрашивается, ведет к винтовой лестнице? И зачем Мира кожуру разбросала?
Я попыталась сделать ей внушение и прочесть краткую лекцию о том, что такое порядок и опрятность. Но видимо, у сущностей из межпространства имелись свои понятия о чистоте.
— Апельсиновые шкурки убивают микробов, — по секрету сообщила Мира. — А еще от них вкусно пахнет. Не убирай их, ладно?
Я с досадой покачала головой. Приплыли, у подруги новый заскок — черпать знания из недостоверных источников и применять их в быту. Одно хорошо: она хотя бы перестала ходить кругами.
— А чтобы пройти к лестнице, тебе надо налево, — добавила Мира.
"А надо ли? — пробудился во мне голос совести, когда я углубилась в крайний левый проход. — Тай Фун тебя не ждет, вообще-то. Он от тебя отдохнуть хочет".
"Так ведь я по своим делам, — подыскалось оправдание. — Отлично помню: в башне Парадоксов были письменные принадлежности, бумага и контейнер пневмопочты. Риваль Мадэн, жених Гликерии, наверняка ведь беспокоится, места себе не находит. Надо послать ему весточку, рассказать, что с Гликерией всё в порядке… Нет, не то. Рассказать, что она жива-здорова… Тоже не то. Как там говорят врачи про пациентов в коме? Давление и сердечная деятельность в норме. Состояние стабильное. А о том, что оно стабильно тяжелое, упоминать не обязательно".
Глава 32. Что ты прячешь?
Я поднялась на зубчатую башню, готовясь столкнуться с чем угодно, только не с Гликерией, завернутой в два флисовых пледа, сидящей в позе лотоса и мирно попивающей чаёк из термоса. Всё это она проделывала за решеткой, с олимпийским спокойствием и поразительным присутствием духа. Словно клетка — неотъемлемый реквизит ее ежедневных чаепитий.
Вот у кого стоило бы поучиться оптимизму: даже если тебя посадили в клетку, это не повод отказываться от маленьких радостей и объявлять жизни бойкот.
— О! — помахала она мне. — Привет-привет!
На ее конопатой мордашке расцвело безоблачное дружелюбие. Никаких вам кровожадных оскалов. Никаких поползновений меня придушить. Сейчас она выглядела вполне как здравомыслящий человек. Подозрительно.
— А-а-а… Э-э-э… — протянула я. Весьма содержательно. А сколько экспрессии! Сколько невысказанных чувств!
"Гликерия, ты не мерзнешь по ночам?"
"Хорошо питаешься?"
"Не
"Ты выздоровела насовсем?"
Что сказать, молодец, Сафро. По дисциплине "Речь разговорная, доходчивая" ты только что набрала десять баллов из десяти.
— Временно мне придется посидеть здесь. Приходил твой парень. Он объяснил, что… — как там было? — "клетка принесет существенную пользу моему организму", — процитировала Гликерия, источая такую кротость и радушие, что смотреть тошно. — Я, как это… На карантине.
Ага! Вот, значит, почему у нее настрой философский! Возьми первого встречного олуха, внуши ему, что любой абсурд под твоим авторством пойдет ему на пользу — и можешь смело вить из него веревки. Стратегия Тай Фуна была поистине безупречна.
Кстати, а что там Гликерия изволила ляпнуть насчет наших с ним отношений?
— Парень? И вовсе он мне не парень! — возмутилась я.
— Ну, знаешь… Со стороны виднее. Когда определитесь с датой свадьбы, не забудь пригласить меня! Обожаю шумные праздники, — мечтательно улыбнулась подруга.
— С чего ты взяла, что моя свадьба будет шумной? — опешила я и хлопнула себя по лбу. Тьфу! Ловко провела, рыжая бестия! — С чего ты взяла, что она вообще будет? Я не собираюсь выходить за Тай Фуна замуж. Скорее костьми лягу, чем соглашусь, понятно?
И какая мурена меня укусила? С чего вдруг столько эмоций?
Я топнула ногой и разбежалась, чтобы нырнуть в портал, ведущий к башне Парадоксов. Право слово, пусть бы Гликерия по-прежнему буйствовала в дружественном окружении не-совсем-живых и оставалась невменяемым чудищем, которое при всяком удобном случае покушается на убийство.
В башне меня, как обычно, окутали ароматы гвоздики, муската и кардамона. Мягко светили канделябры. Тяжелые драпированные портьеры на сводчатых окнах не давали солнцу и шанса пробиться внутрь.
За роялем не было ни души. Только что ведь играл. Куда подевался, окаянный?
Чутьё не подвело: если его нет на стуле, значит, он роется на полке. Третьего не дано. И точно: стоило мне прокрасться вдоль стеллажей, как в тени мелькнула его статная фигура.
Завидев меня, Тай Фун быстро засунул какой-то листок между нотными сборниками и повернулся вокруг своей оси слишком уж поспешно, будто его на месте преступления застукали.
— Зачем пришла? — спросил он. Его аристократичную физиономию немедленно застелило холодом.
— Письмо отправить! — тут же нашлась я и, натянув неловкую улыбочку, припустила в дальний конец зала, где в простенок между окнами был втиснут письменный стол.
В ящике стола обнаружились конверт с авторучкой. А бумага оказалась вся исписана с одной стороны: она была сплошь усеяна нотами, а ноты, в свою очередь, нещадно перечеркнуты карандашом. Очевидно, Тай Фун взялся сочинять музыку, но здорово в себе разочаровался.
Уф, надеюсь, он не осерчает, если я воспользуюсь одним из его черновиков.