В объятиях злого рока
Шрифт:
"Привет, Риваль! — написала я на обороте. — Знаешь, Гликерии так понравилось Сапфирное море, что она купила билет на паром и уплыла в далёкие края. Так что даже не вздумай ее искать. Просто подожди".
Да уж, не сильна я в эпистолярном жанре. Такое себе сочинение первоклассницы. Если уж врёшь, надо врать поуверенней. А у меня, как назло, фантазия иссякла. Размышления раз за разом скатывались к другой теме: почему Тай Фун стал вдруг таким сдержанным, таким… остывшим? Когда из него успели сделать замороженный полуфабрикат? Сначала унизил на занятиях,
Итак, воображение у меня кончилось, зато обострилось хроническое любопытство. Тай Фун как будто куда-то ушел, и я тихонько пробралась назад, к стеллажам. Куда он запихнул тот лист? Что там было?
Пахло слежавшейся бумагой и свежезахороненными талантами. Я ворошила пыльные сборники, вытаскивала, ставила назад. Так погрузилась в незаконные раскопки, что не заметила, как шорохи приобрели зловещий оттенок, а в углах сгустилась тьма.
Тай Фун в своем черном профессорском балахоне словно из воздуха выпрыгнул, и меня чуть не хватил инфаркт. Дать вам, что ли, новое прозвище, мистер Смерть?
Я погорела на своем любопытстве и отскочила от профессора, как дрессированный кролик. Но он меня догнал и оперативно оттеснил к стене. Вжалась я в нее уже без посторонней помощи. Этот его пронизывающий взгляд жалил, как бахрома медузы.
— Так-так, роешься в чужих вещах. Уголовный кодекс, статья "Мелкое хулиганство", — пристально рассматривая моё лицо, диагностировал Тай Фун и галантным жестом обнял меня за талию. — Вижу в твоем воспитании серьезный пробел. Когда будем восполнять? Ты в курсе, что изменилась не в лучшую сторону? Вот уже который день будто сама не своя.
— Твоё поведение тоже вызывает вопросы, — парировала я. — В академии — что это было? Зачем тебе понадобилось выставлять меня на посмешище? Каюсь, умом я не блистала, но нельзя ли было как-то поделикатнее?
Знаток уголовного кодекса на минуту оттаял. Его точёное, высеченное из льда лицо заметно смягчилось.
Ну давай же, дорогой человек, проясни, с какого перепугу ты так грубо со мной обошелся?
— Я заметил в тебе изъян, — лаконично отозвался тот. — И хотел посмотреть, как он проявит себя в стрессовой ситуации.
— И-и-и?
— И к сегодняшнему дню на твоем счету уже несколько необъяснимых эпизодов, — вздохнул Тай Фун. — Не знаю, что конкретно их спровоцировало. Но, боюсь, ночные полёты — только начало. Ты перестаешь себя контролировать, Сафро, и мне это очень не нравится.
— Запрешь меня в клетке, как Гликерию?
— Вообще-то, под замок ее поместила именно ты. Но если понадобится, да, запру. Ради твоего же блага.
Я кособоко улыбнулась, и эта гримаса стоила мне последних крупиц самообладания. А далее последовало позорное бегство из башни, кутерьма разноцветных пятен на периферии взгляда и солёные слёзы, сдерживать которые не было никакого желания.
Значит, вот оно как? Все его сладкие речи о любви — сплошной фарс. Для него я кто-то вроде подопытной зверушки.
Это потом уже, на улице, глотнув свежего воздуха, я сообразила, что сваляла дурака. Тай Фун не сказал ничего ужасного — лишь правду, рассудочную, обнаженную правду. А я приняла ее в штыки.
Мы с ним были как два камня, которые трутся друг о дружку: скрежет — заслушаешься, искры — загляденье. Но в результате, после такой вот абразивной обработки, мы наверняка станем идеальной парой.
Слёзы высохли, остатки скудоумия выветрились в момент, и у меня возник резонный вопрос: куда подевали тот образец рассудительности, ту благоразумную Сафро Шэридон, у которой была голова на плечах? Больно уж я стала обидчивая да впечатлительная. Хорошо, хоть не высказала Тай Фуну вслух всё, что думаю. Иначе разругались бы в пух и прах.
Подозреваю, где-то в реестрах Мироздания числится закон цепной реакции: ты ведешь себя странно — и люди вокруг тебя тоже начинают творить странности, чисто по инерции.
День обещал быть тихим и безоблачным. В высоком чистом небе скользил воздушный шар. Не зная усталости, на заднем дворе громыхала железяками Мира. А на травке, у крыльца, балдел У-Ворюга — дюжина килограммов вредности и откровенного нахальства. Ушастый жулик наверняка совершил несанкционированный набег на кладовку и сожрал всё, что только можно сожрать. Он разлёгся пузом кверху, демонстрируя свою уязвимость и где-то глубоко в енотьей душе уповая на то, что принцип "лежачих не бьют" всё еще действует в этом жестоком мире.
"Сафро, не наказывай меня! Я беззащитен, Сафро", — умоляли его хитрющие глазищи.
Этот пакостник в маске отточил свое актерское мастерство до такой степени, что мог легко воздействовать на целые толпы, вызывая массовое умиление.
Меня-то, конечно, столь низкосортными фокусами не проймешь, но сегодня не было решительно никакого настроения делать из енота отбивную. Я взяла себя в руки и вернулась в башню, чтобы завершить начатое. Прекрасный в своей одержимости, Тай Фун так увлеченно играл на рояле и так старательно не замечал ничего вокруг, что почувствовать себя пустым местом для меня оказалось проще простого.
Я невидимкой прошмыгнула к столу, дописала письмо и отправила его по адресу в контейнере пневмопочты. После чего так же незаметно прошмыгнула обратно и через портальное зеркало переместилась на вершину башни-короны.
Гликерия в клетке лежала, как убитая. Ее затылок покоился на стёганой подушке, пледы были разбросаны, а термос, открытый, валялся в ногах, и из него вытек весь чай.
Сердце у меня упало. Совсем недавно эта милая восторженная оптимистка строила планы, мечтала и улыбалась, а теперь… Теперь она вновь превратилась в застывшую восковую фигуру, которая ничего не чувствует и выполняет лишь то, что прикажет ей межпространство. Обманчивая летаргия.