В одну реку
Шрифт:
– Вот как? Вашей светлости неприятно наше общество? Может быть камера, набитая уголовниками, понравится вам больше?
– По приговору мне положена одиночная камера.
– возразил Малфой.
– Надо же, какой сведущий! Но ведь всегда есть опасность ошибиться. Например, Тед не дослушает до конца и перепутает номера камер. Он у нас такой рассеянный!
Люциус едва не засмеялся: какая ирония! Спрятаться от Лорда и нарваться на его пародию. Маленький Повелитель, надо же. Впрочем, Люциус ясно сознавал, сколько неприятностей может доставить этот раздувшийся индюк.
– Всякое может случиться.
– равнодушно пожал он плечами.
– Ну, пожалуй, если ваша
Рихтер откровенно шарил по телу Люциуса масляными глазами и довольно ухмылялся. Только этого не хватало! Еще один? Люциусу пришла мысль, что в органы правопорядка словно специально собирают тех, кто имеет нестандартные пристрастия, и что министру стоило бы обратить на это внимание, но это была мысль из прошлой жизни, а в этой Люциус стоял со скованными заклятьем руками и пытался сохранять самообладание.
– Благодарю за предложение, мистер Рихтер, - церемонно ответил он, - но боюсь, что вынужден буду отклонить его.
– Это ты просто еще не подумал.
– рассмеялся тюремщик и приказал: - В камеру его светлость, и закройся в дежурке.
Помощник побледнел, с жалостью посмотрел на Малфоя и заторопился вдоль по коридору, Люциус последовал за ним.
Камера оказалась старинной, в традициях средневековой инквизиции: каменные стены и пол, грубо сколоченные нары, узкое окошко высоко над головой, ведро в дальнем углу, духота и сырость. Зимой здесь, наверное, нестерпимо холодно.
Молодой человек снял с рук Малфоя заклятье, указал на нары и свернутый матрас на них.
– Стелите сами. И… вам сейчас лучше прилечь.
Прежде чем Люциус успел спросить зачем, Тед выскочил из камеры и запер дверь, причем не заклинанием, а засовом, чем удивил Малфоя.
Оставшись в одиночестве, Люциус задумчиво осмотрелся и потрогал матрас. Тот оказался влажным и неприятно пах сыростью. Люциус разложил его на досках, постелил сверху серую тряпку, притворяющуюся простыней, и присел, не зная, что делать дальше.
Добро пожаловать, ваша светлость. Привыкайте. К концу года вы будете выглядеть в точности, как эта простыня: серым, грязным и потрепанным.
Откинувшись к стене и прикрыв глаза, Люциус понял, что беспокоило его: с того момента, как он вошел в камин в Аврорате, он не чувствовал больше эмоций Снейпа. Кольцо с него не сняли: благодаря наложенным ограничениям, его мог снять только сам хозяин, а Люциус отказался это делать: с ним он чувствовал себя не таким одиноким. Северус постоянно волновался за него, и эти, не слишком положительные эмоции, странно согревали. А теперь он был совсем один. И так будет еще очень долго: целый год. За год может случиться многое. Нарцисса станет приходить на свидания все реже, пока не исчезнет совсем, Драко и так стыдится отца - извращенца, а уж теперь и вовсе не захочет его видеть. Снейп найдет себе какого-нибудь мальчика, нежного и сговорчивого, который будет ждать его вечерами, исполнять все его желания, и вскоре Северус забудет своего лорда, как ненужную вещь.
Люциус почувствовал, что дрожит. Он пытался взять себя в руки, но у него не получалось: тоска охватывала все сильнее, не давая вздохнуть, хотелось кричать и биться в двери, чтобы пришел хоть кто-нибудь, пусть даже этот гадкий Рихтер, только бы живое тепло рядом… Тепло?
Люциус вдруг понял, что в камере стало невыносимо холодно, дыхание вырывалось изо рта облачками пара, на стенах и двери блестел иней.
Дементоры? Так вот как это бывает?
Люциус попытался собраться с силами. Он должен бороться. Не думать, не вспоминать. Никаких мыслей о хорошем. Только те, которые
Ну, конечно! Светлые воспоминания они пожирают, значит… Помнится, кто-то шутил, что если дементорам попадется Снейп, они сдохнут от голода рядом с таким мрачным типом. Значит нужно думать о чем-нибудь ужасном? Лорд? Что ж, значит, и от Повелителя может быть какая-то польза.
Люциус улегся поудобнее, стараясь хоть немного согреться, и принялся вспоминать самые позорные и страшные страницы своей прежней жизни.
Он дошел до похорон отца, когда воздух потеплел, а с груди словно сняли свинцовую тяжесть. Люциус с трудом лег на спину, распрямляя затекшее за несколько часов тело. Снова болела голова, он чувствовал слабость и пустоту, обычные после бессонной ночи, когда лежишь, измученный усталостью настолько, что не в силах заснуть. Засов на двери заскрипел, отодвигаясь, и Люциус открыл глаза, вглядываясь в темноту. Ну, конечно. Он не сомневался, что его посетят сегодня же, но, вымотанный дементорами, не имел сил даже на то, чтобы испугаться. Будь что будет.
Рихтер вошел, прикрыл дверь и зажег свет. Некоторое время он стоял, выставив перед собой палочку и, щурясь, вглядывался в лежащего узника. Малфой не шевелился.
– Ну, что, ваша светлость, как вам первая ночь на новом месте?
Ответа не требовалось, и Люциус промолчал.
– Я смотрю, гонору-то убавилось? Если нет, просто представьте, что так будет каждую ночь.
Люциус представил и передернулся, обрадовав своего тюремщика.
– Надеюсь, вам хватило времени понять, что со мной лучше дружить?
– В газетах писали, что дементоры ушли из Азкабана.
– подал голос Люциус.
– Ушли, пришли… Эти твари делают, что хотят.
Рихтер приблизился к лежащему Малфою.
– А вы не боитесь, что они нападут на охрану?
– У нас есть амулеты.
– Потянув за цепочку, Рихтер продемонстрировал металлическую бляху, спрятанную под одеждой. Кстати, у меня сейчас есть один свободный: парень недавно уволился. Не желаете купить?
– Сколько?
Казалось, Рихтера тревожило абсолютное равнодушие заключенного: он не торопился подходить ближе и внимательно вглядывался в собеседника, не убирая палочку.
– Пятьсот галеонов - и он ваш.
– убедившись, что лорд не протестует, он добавил.
– И, конечно, некоторые особые услуги. Впрочем, судя по слухам, вас это смутить не должно.
– Тысячу в месяц, и без последнего пункта.
Рихтер задумался.
– Семьсот, и один раз. Все же, возможность оттрахать лорда перепадает не часто.
– Тысячу пятьсот и волосы для оборотного. Какая разница, кто его выпьет?
– Не годится, ваша светлость. Вы расстроили меня, и я хочу компенсации.