В одну реку
Шрифт:
– А разве не стоит вызвать целителя?
– Вы действительно очень заботливы, аврор Миджен.
– Люциус с трудом поднялся, пошатываясь и остался стоять, не доверяя собственным ногам.
– Лорд Малфой?
Изумление, звучавшее в голосе позабавило и одновременно огорчило: прошло всего три дня, а его уже невозможно узнать.
– Что это на вас?..
Кажется, он догадался, но Люциус все же ответил:
– Тюремная форма. По крайней мере, мне так сказали. Что-то не так?
– Нет, - сквозь зубы ответил аврор, - все правильно.
Люциус не торопился поднимать глаза: было слишком страшно увидеть у аврора такой
– Простите мне мой вид, аврор.
Прижимая к груди остатки мантии и придерживая разодранный подол, Люциус все же посмотрел на Миджена, но тот уже развернулся к Рихтеру и проговорил неестественно спокойным голосом:
– Где камера мистера Малфоя? Я должен провести допрос.
– Идемте.
– пригласил Рихтер, скрывая страх.
Они медленно пошли по коридору. Люциус боролся с искушением держаться за стену и шел с трудом. Миджен пропустил его вперед и приказал:
– Принесите новую мантию. Чистую. Немедленно.
Не слушая ответа, Миджен захлопнул дверь. Люциус стоял посреди камеры, ожидая приказа.
– Ваша светлость, вы как?
Миджен кинулся к нему, помогая добраться до нар, и осторожно усадил.
– Полагаю, если бы не ваше появление, было бы много хуже.
Аврор уже читал диагностические заклинания, водя палочкой вдоль тела Малфоя, и все больше хмурился.
Дверь снова открылась, и Люциус услышал злой голос:
– Ну, конечно! Ты уже тут и изображаешь доброго самаритянина. А лорд уже почти раздет…
Люциус отпустил разорванную мантию и теперь она прикрывала ноги, оставив лорда полуголым. Ворвавшийся в камеру Меррит схватил напарника за руку, собираясь оттащить от Малфоя, и вдруг замер.
– Что это?
Люциус опустил взгляд: даже самые пустячные синяки всегда выглядели на нем слишком ярко, а уж сейчас картина и вовсе была пугающей.
– Должен вам заметить, аврор Меррит, что я был неправ: одиночная камера - отнюдь не панацея.
– Даже так?
Меррит нехорошо прищурился, но тут в камеру вошел охранник и передал Люциусу мантию. Она была действительно новой и чистой, и Люциусу стало неприятно, когда он представил, как наденет ее на немытое тело. Но капризничать не приходилось, и он уже привычно не обращая внимания на посторонних, встал, спуская к ногам разорванную одежду. Стало слишком тихо. Люциус удивленно поднял глаза. Оба аврора смотрели на него, и, если взгляд Миджена становился все более сочувственным, то Меррит, кажется, готов был взорваться: от бешеной злобы, бушевавшей в его глазах, Люциусу стало совсем плохо и он сделал попытку прикрыться.
– Стоять.
– скомандовали ему.
– Уберите.
Мантию вырвали из рук.
– Повернитесь.
Люциус медленно развернулся, ожидая толчка в спину и уже смирившись с дальнейшим.
– Твою мать!
– Зак, успокойся.
– Твою ж мать, Тони!
– Зак, прекрати, ты пугаешь лорда, отдай.
На плечи Люциуса набросили мантию.
– Одевайтесь, ваша светлость. Зак, сиди здесь и не смей выходить. Я сейчас.
Миджен вышел.
– Как вы тут оказались?
– спросил Люциус, потому что молчать рядом с готовым взорваться вулканом было неприятно.
– Искал Тони, узнал, что он отправился на допрос в Азкабан, сложил два и два…
– И примчались убедиться в измене?
– Да.
– Знаете, Меррит, у вас прекрасный друг. Наплюйте
– Я бы рад.
– усмехнулся Меррит, - но у него слишком развито чувство долга… Люциус, вы покажете ваши воспоминания?
– Нет.
– Даю слово, что кроме судьи и нас двоих их никто не увидит. Вы же понимаете, что этого нельзя так оставлять. Вы ведь наверняка не первый, да и последним не станете.
Люциус вспомнил неизвестную Мегги.
– Знаете, однажды мне тоже пообещали, что никто ничего не узнает, а на следующий день журналисты уже спрашивали меня, каково это - спать с Темным Лордом. А уж тюремщик - это и вовсе вульгарно, вы не находите?
– Непреложный обет вас устроит? Или вы предпочитаете подождать, пока мы уйдем и продолжить изображать жертву?
Увидев, что Люциус вспыхнул, он продолжил извиняющимся тоном.
– Ваша светлость, я понимаю, как это все…больно. Но вы не виноваты, вы - жертва…
– Вы хотите оскорбить меня, аврор?
– холодно спросил Люциус.
– Нет, я прошу вас помочь не только нам, но и себе тоже.
– Хорошо.
– Люциус задумался.
– Непреложный обет. И, предупреждаю, если вы его все же нарушите, я лично убью вашего Тони, хотя мне будет очень жаль.
– Согласен.
– кажется, ему поверили: голос аврора дрогнул.
Вернувшийся Миджен с тревогой посмотрел на них и слегка успокоился.
– Я вызвал следователей и целителя. Ваша светлость, отдохните, пока есть время.
Люциус безропотно лег, по привычке сжимаясь в клубок, и закрыл глаза. Под охраной двух авроров можно было уснуть, ничего не опасаясь. Так он и поступил. Не то, чтобы он доверял этим двоим, просто запас прочности на сегодня, кажется закончился. И, если господа авроры решат вдруг побаловаться тройничком, им придется будить лорда долго и настойчиво. А, пока есть возможность, и правда, нужно отдохнуть.
11 глава
Люциуса разбудили через пару часов. К этому времени в тюрьме уже вовсю работала группа авроров, а пожилой целитель явно дожидался своего пациента. Похоже, его просто пожалели, дав отдохнуть подольше. Поднимаясь, Люциус едва не застонал и поспешно стиснул зубы, стараясь выглядеть не слишком жалким, но, похоже, никого из присутствующих ему обмануть не удалось: Миджен нахмурился, а целитель поддержал под руку, помогая сесть. Пока Люциус спал, в камеру принесли несколько стульев и одеяло, упавшее на пол, когда Малфой сел.
– Ну, давайте посмотрим…
Люциус посмотрел на Миджена, и тот поднялся и отошел к стене. Целитель знаком велел Люциусу снять мантию, долго рассматривал его, хмурясь и вздыхая. К счастью, это был незнакомый Малфою волшебник. Люциусу очень не хотелось, чтобы Волдеморту донесли, в каком плачевном состоянии сейчас пребывает сиятельный лорд.
– Рассказывайте…
Люциус мало что помнил: шок и ужас не оставили внятных воспоминаний. На память приходили, скорее, ощущения: звук трескающейся ткани, запах немытых тел, грязные руки, все казалось просто кошмаром, и отчаянно хотелось проснуться. Даже боль с трудом пробивалась сквозь это состояние, и только теперь Люциус задумался: что же с ним успели сделать? Он прислушался к себе: кажется, после отдыха ему стало только хуже. Сняв мантию, он почти испугался: столько синяков, царапин и даже укусов он еще не видел на человеческом теле, а уж на своем - тем более.