В поисках будущего
Шрифт:
Я едва ли ей что-то говорила. Все, что я рассказала, так это то, что Джеймс прикидывается, будто то, что его родители с ним не говорят, его не волнует. Но Роуз, кажется, точно знает, что происходит, еще до того, как я ей говорю. Она не выглядит удивленной, или шокированной, или что-то такое. Она просто продолжает готовить себе завтрак.
– Он даже не отвечает на их письма и все такое, – серьезно говорю я. – И его отец заглядывал пару дней назад, и Джеймс сбежал на несуществующую тренировку…
– Ну, а что точно случилось? – Роуз заканчивает готовку своего тоста и откусывает от него. –
И я ей рассказываю. Я рассказываю ей о том вечере. Я рассказываю ей все, что сказала его мать, и все, что его отец не сказал, а она просто продолжает есть тост, пить сок и молчать, пока я говорю. Когда я заканчиваю, она перекидывает волосы за плечи и хмурится.
– Его родители… – она так останавливается, что кажется, будто она серьезно обдумывает свои слова. – Его родители не слишком друг друга любят.
– Да что ты, – не понимаю, с чего она указывает на очевидное: до меня лично это дошло, когда его мать открытым текстом заявила, что вся ее жизнь – катастрофа, потому что она вышла замуж и родила детей такой молодой.
– Ну, может, это не совсем честно, – отступает Роуз. – Они любят друг друга, наверное, но у них столько проблем.
– Проблем в том смысле, что они ненавидят друг друга за то, что поженились, и ненавидят своих детей за то, что те родились? – я даже не осознавала, насколько я зла, пока это не вырвалось. Я даже не настолько их знаю, чтобы так на них злится, но, думаю, теперь я и сама начала держать на них обиду, видя последний месяц, как несчастен Джеймс. Думаю, это одна из тех бессознательных защитных реакций, когда обижают или расстраивают тех, кого ты любишь.
– Они не ненавидят своих детей, – не колеблясь, говорит Роуз. – Они, наверное, игнорировали их больше, чем надо было… Но они их не ненавидят.
– Ну, тогда им надо научиться общаться с детьми, не отталкивая их от себя и не заставляя их чувствовать корнем всех проблем на свете! – ого. Кажется, я действительно зла. Я не могу остановиться от того, чтобы сказать то, что я так давно хотела сказать Джеймсу. – Его мать – сука.
– Она не сука, – Роуз кажется оскорбленной этим заявлением, и я задумываюсь, не из той ли она категории, что и Джеймс, из людей, которым не стоит говорить такое. Ну и ладно, мне плевать. – Она действительно мне много помогала, когда я не могла идти с этим к родителям.
Я с трудом подавляю желание закатить глаза. Полагаю, что Роуз, мастерица закатывания глаз, оскорбляется, когда кто-то проделывает такое с ней. Но все же я не подслащиваю пилюлю.
– Ну, тогда тебе повезло, потому что Джеймсу она точно не помогает.
Роуз некоторое время ничего не говорит. Она несколько секунд пьет сок и наконец вздыхает.
– Я ее люблю. Но я думаю, что она из тех женщин, которым лучше быть тетками, чем матерями, – она заправляет выбившийся локон. – Она классная тетя, но не знаю, насколько она это распространяет на собственных детей, – наконец признает она.
Не распространяет. Могу заверить. Джеймс не испытывает ничего, кроме горечи, из-за того, что его мать перекладывает свою неудовлетворенность на него. И неважно, с какой стороны вы на это посмотрите, столько горечи – это опасно. И это нервирует меня,
– Она думает, что я охотница за деньгами.
Это я тоже произношу ни с того, ни с сего, но, похоже, сегодня мне трудно держать язык за зубами. Все, что приходит мне в голову, тут же слетает с моего языка почти одновременно. Не могу остановиться. И, наверное, мне плевать.
Но Роуз смеется над последней фразой.
– Ну, разве их можно за это винить? – спрашивает она, и я в неверии смотрю на нее. Когда она перестает хихикать, она отвечает на свой вопрос. – Она, наверное, не может представить ни единой другой причины, чтобы кто-нибудь в своем уме захотел выйти за Джеймса!
Я знаю, что я, наверное, должна оскорбиться, но я не могу сдержать смех. Она говорит это так прямо и серьезно, что ее ненависть к Джеймсу почти забавна.
– Слушай, – говорит Роуз, когда окончательно прекращает смеяться. – У Джеймса была слишком высокая планка, которую следовало достичь, и его никогда не учили, как ее правильно достигать.
Это простая фраза, и звучит она глубоко. Я не удивлена, потому что Роуз невероятно умна, и, даже несмотря на ее сарказм и вредность, обычно то, что она говорит, очень умно и глубоко. Это странно, и мне определенно понадобится время, чтобы к этому привыкнуть.
– Но что за планка? – спрашиваю я, несколько растерянная. – Он не хочет быть ни в чем похожим на отца.
Роуз лишь качает головой.
– Он не может быть, как отец, так что, конечно, он не хочет, – я просто смотрю на нее. Теперь я вообще ее не понимаю. – Джеймс и его папа – почти полные противоположности. Они не понимают друг друга, и потому оба притворяются, что им плевать.
Я не знаю, о чем она говорит. Все, что я знаю, что это звучит так, будто она пытается оправдать людей, которых минутами раньше назвала «психами». Но все же, звучит это странно знающе. Я просто не понимаю, наверное, потому что Джеймс никогда не намекал, что хочет достичь планки, заданной отцом. На самом деле, если он когда об этом и говорил, так это когда ныл, как это нечестно, что его видят только как Поттера. Он часто разыгрывал эту карту с бедным маленьким богатеньким мальчиком, но это никогда не было в том смысле, что он хочет идти по стопам отца и все такое.
– Я знаю, ты, наверное, не понимаешь, – Роуз будто читает мои мысли. – Я думаю, это одна из тех вещей, которую надо пережить, чтобы понять.
– О чем ты говоришь? Что пережить? Пережить жизнь ребенка, у которого есть все на свете, но при этом мириться с фактом, что родители не хотели бы, чтобы он рождался?
– У Джеймса не было всего на свете, – спорит Роуз. – Ни у кого из нас не было. Я знаю, все так думают, но это неправда.
Я понимаю, что Роуз, скорее всего, несколько заблуждается касательно этой темы, учитывая, что и она тоже избалованная богатенькая девочка, у которой в жизни никогда не случалось так, чтобы она не получала то, что только захочет. Я думаю, этим ребятам трудно увидеть правду, потому что Джеймс тоже этого не признает. Но это явно правда.