В поисках Дильмуна
Шрифт:
Бассейн для омовения… Совсем нешумерская черта в храме, в чьем облике вообще-то было немало месопотамского. Нам вспомнилась большая купальня в цитадели Мохенджо-Даро, вспомнились и места для омовения — непременная принадлежность нынешних мечетей. Но, может быть, тут речь шла о чем-то более важном? Для шумеров, а для дильмунцев, пожалуй, в еще большей степени, такой источник не был естественным явлением. Они видели здесь воды бездны, сладкие воды подземного моря пробивались тут на поверхность… Уж не тот ли это Источник, который по велению богини Нинхурсаг исторг из недр Дильмуна властитель бездны Энки?
Возможно, и храм возник на этом месте из-за источника. Не исключено также, что перед нами был колодец, где загадывали желание. Обнаружив на дне семь дильмунских печатей, мы вспомнили монетки, которые бросают в фонтан Треви в Риме.
Аэродром
С Арне и Садыком я был знаком давно. Арне родом с Фарерских островов, управляемых Данией скалистых клочков суши на севере Атлантики, где я в войну два года служил в армии; в прошлом году он копал с нами на Файлаке. Отец и мать Садыка — иранцы, но родился он в Дубай, на побережье в полутораста километрах от Абу-Даби. Он был нашим с П. В. водителем, когда мы годом раньше совершили рискованное путешествие по Оману. Теперь Садык снова работал у нас, ежедневно перевозил из города рабочих и снаряжение на Умм ан-Нар. Этот веселый парень все свободное время возился с машиной. Используя минимум элементарной арабской лексики и множество жестов, он успешно объяснялся даже с самыми несведущими в арабском языке членами нашей экспедиции и в последующие годы проявил себя как неоценимый работник.
Пока мы ехали по пескам к ведущей на материк дамбе, Арне рассказал, как идут работы. За два года после нашей с П. В. вылазки на Умм ан-Нар, когда Тим впервые показал нам тамошние курганы, произошло многое. В прошлом году мы отрядили на остров трех человек; они разместились в маленькой копии нашего бахрейнского лагеря; длинная хижина барасти с кухней и столовой в одном конце и тремя спальными каморками в другом. Два месяца работали наши коллеги в труднейших условиях. Местный рынок был не очень-то богат продуктами, и нам разрешили получать консервы из запасов нефтяной компании Тима, которая в это время развертывала базу на острове посреди залива, на полпути к Катару. Но эти припасы поступали нерегулярно, по о иному-два ящика с однородным содержимым. Мне вспомнилось, как во время моего прошлогоднего визита в лагере наличествовали ящик консервированного бекона, ящик томатного соуса и три картонки с тоником. Последнее было очень важно, поскольку вода, которой располагал отряд, простояла полгода в бочках из-под керосина, и на поверхности ее плавала радужная пленка. Пить это невозможно. Но до чего же нам осточертел вкус тоника к тому времени, когда очередной самолет доставил коробки с пивом и лимонным соком! Повар им попался очень старательный, но не слишком квалифицированный; спасло то, что они скупали яйца из скудных местных ресурсов и, возвратившись вечером с работы, сами жарили яичницу. В этом году, сообщил мне Арне, дело обстояло лучше. Повар превосходный, и в городе открылся продуктовый магазин. И Арне еще заверил меня, что в лагере нет ни одной бутылки топика.
В прошлом году отряд приступал к работе с большими надеждами. Ожидая, что гробницы, подобно бахрейнским, содержат центральную камеру, начали копать секторы на двух курганах; на городище заложили стратиграфическую траншею. Но расчеты не оправдались. Только копнули по периметру курганов, как вышли на правильное кольцо тесаных известняковых блоков; длина каждого блока от полуметра до метра, высота около сорока сантиметров. Выпуклая (чтобы получилась правильная окружность) наружная грань гладко отшлифована, и блоки подогнаны друг к другу так тщательно, что между ними не втиснуть пресловутое лезвие ножа. Кое-где сохранились такие же блоки второго ряда кладки. А снаружи кольца лежало много обвалившихся блоков; вернув их на место, можно было восстановить все четыре кольцевых ряда первоначальной кладки. Внутри этих великолепных оград в совершенном беспорядке громоздились тонкие каменные плиты и грубо отесанные под прямым углом блоки. Никаких признаков центральной камеры не было.
Надо сказать, что Андерс, руководивший отрядом, — один из самых дотошных полевых археологов нашего времени. Нам посчастливилось, что именно он взялся за это труднейшее задание. Прежде чем
И стало очевидно, что это вовсе не курган, а склеп. С самого начала не было тут никакой каменной или земляной насыпи, закрывавшей центральную камеру. Каждый камень изначально составлял часть единого сооружения. Причем сооружение это относилось к самым мудреным конструкциям, когда-либо придуманным для захоронения покойников. Не к самым большим и не самым роскошным, разумеется. С пирамидой не сравнишь, но ведь и египетские пирамиды, по сути дела, — курганы, груды блоков, накрывающих центральную камеру.
Здесь наружную стену подпирала другая мощная каменная — стена с двумя проемами (воротами), расположенными друг против друга. Проемы служили входами; по форме обвалившихся камней притолоки мы установили, что они были ромбовидными. Вместе с этими камнями лежали и сами дверные створки — тонкие, тоже ромбовидные каменные плиты с вырезанными на них ручками. От одной двери круглого сооружения до другой по диаметру шел узкий коридор между сложенными без раствора стенами. Однако эти стены не соединялись с кольцевой стеной; немного не доходя до нее сбоку, открывался доступ в другой узкий коридор, который тянулся по периметру, упираясь посредине между входами в поперечную стену, соединяющую кольцевую стену с диаметральной. В свою очередь, от поперечных стен по обе стороны отходили еще короткие стены. Словесное описание тут мало что дает. В общем, внутри круглая постройка разделялась стенами на восемь маленьких ниш и поперечный коридор. И ниши, и коридор были вымощены каменными плитами, причем стены расширялись кверху, позволяя предположить, что первоначально все помещения были сводчатыми (подразумевая ложный свод).
Должно быть, жутковато было тому, кто в яркий солнечный день забирался через узкий лаз в темноту недавно отстроенного склепа и переходил, сутулясь под низкой кровлей, из ниши в нишу. И содержимое ниш вряд ли могло поднять настроение. Ибо здесь на плитах были навалены кости покойников.
План первого склепа, раскопанного на острове Умм ан-Нар
Обнаруженные Андерсом на вымощенных полах кости лежали отнюдь не упорядоченно. Но тут в отличие от Бахрейна дело было не в грабителях. Просто иначе быть не могло. Если бахрейнские курганы предназначались для одного захоронения, то на Умм ан-Наре склепы использовались повторно. Через ромбовидные амбразуры вносили одного покойника за другим и клали в нишах. При этом с предыдущими обитателями обращались не слишком почтительно. Их кости сдвигали в сторону, складывали у подножия стены, топтали ногами. И не только кости — среди останков лежали погребальные дары: керамика, медное оружие. Их тоже топтали и отбрасывали в сторону.
В тот год эта керамика основательно сбила меня с толку. В свое оправдание могу сказать, что черепков нашли мало, даже одного сосуда не собрать. А сосуды были На редкость Изящные, тонкостенные, хорошо обожженные, сформованные на быстро вращающемся гончарном круге. На некоторых черепках различался черный геометрический узор на красноватой полированной поверхности. Тонкостенная красноватая посуда с полировкой до сих пор попадалась нам только в периоде «тонкостенных чаш» на Бахрейне, т. е. в городе V, который мы отнесли к временам Александра Македонского. Поэтому я сказал шейху Шахбуту, что возраст погребений на Умм ан-Наре, похоже, около двух тысяч лет.