В поисках Дильмуна
Шрифт:
Зайд встал, приветствуя нас, и вместе с ним поднялись его приближенные. Он показался мне выше ростом и шире в плечах, чем при встрече на Умм ан-Наре. На нем был, как у рядового бедуина, коричневый плащ, простой головной платок. Только висящий в центре пояса кинжал с золотой рукояткой обличал влиятельное лицо, да еще такие признаки, как почтительное отношение к нему со стороны окружающих и его собственная открытая улыбка и оценивающий взгляд. И ведь шейха окружала не какая-нибудь подобострастная свита, это были настоящие воины, исполненные чувства собственного достоинства.
Преобладали молодые стройные парни с открытым взглядом, одни — гладко выбритые, другие — с аккуратной, чуть ли не щегольской бородкой. У большинства в дополнение к кинжалу — патронташи; кое-кто был вооружен грозными
С полчаса Зайд расспрашивал нас о ходе раскопок на Умм ан-Наре, о древней истории Аравии вообще. Затем началась трапеза. Вообще-то я неплохо представлял себе, что такое обед у шейхов пустыни; еще десять лет назад, по случаю отправки первого груза нефти из Катара, впервые увидел поставленную прямо на циновку гору риса на металлическом блюде, увенчанную дымящимся жареным барашком. И все же в моей жизни такие пиршества повторялись не настолько часто, чтобы я перестал восхищаться ароматом горячего сухого риса (отправляемого в рот пальцами правой руки) и нежным вкусом отделяемого от костей мяса. А еще я здесь впервые отведал то, что арабы почитают первейшим лакомством, — бараньи мозги. Каждый араб знает особый прием, когда череп барашка вскрывают, пользуясь нижней челюстью, как ключом, но не каждый этим приемом владеет. Мне доводилось наблюдать неудачные попытки. И вот теперь Зайд взял в руки череп и нижнюю челюсть, а затем воткнул ее в определенную точку на черепе и резко повернул. Череп раскрылся, и шейх протянул его сначала П. В., потом мне, чтобы мы вкусили содержимое.
Мы ели с большим аппетитом, а на подносе еще оставалось изрядное количество риса и мяса, когда мы поднялись с подушек, чтобы уступить место сменившим нас телохранителям. Вымыв жирные руки под струей воды из кувшина, который держал слуга, мы вышли-во внутренний двор и расположились на террасе. Почти мгновенно застрекотал кинопроектор, и на побеленной стене замелькали кадры. Мы уже обратили внимание, что дворец Зайда электрифицирован (шейх владел единственным на весь оазис генератором). Позднее мы узнали, что Зайд, собственно, для того и распорядился, не считаясь с великими трудностями, привезти через пустыню генератор в Бурайми, чтобы смотреть фильмы дома. Длиннейший фильм арабского производства являл собой панегирик мифическому арабскому герою Антару, руководившему восстанием против византийских императоров. Было уже около двух часов ночи, когда наступила драматическая развязка — жестокий бой на саблях в императорском дворце в Константинополе. Нас неудержимо клонило в сон, и, когда началась демонстрация второго фильма, мы спасовали и попросили шейха Зайда извинить нас. Объяснили, что завтра утром нам нужно рано вставать, чтобы проверить, какими археологическими памятниками располагает Бурайми. Зайд улыбнулся и сказал, кивая:
— В семь утра приеду за вами.
До семи оставалось менее пяти часов, и по дороге домой мы пришли к заключению, что можно накинуть часа два-три, поскольку большинство арабов аккуратностью не отличаются. Все же вежливости ради мы решили быть наготове в назначенный час и без четверти семь с трудом оторвались-от своих постелей. И хорошо сделали, потому что ровно в семь перед нашим «зиккуратом» появились два джипа. Сам Зайд, бодрый и элегантный, сидел за рулем первого из них. Мы уселись в наши «лендроверы» и поехали следом за шейхом сначала по подступающему к Аль-Айну крутостенному вади[53], затем по ухабистой колее в долине, которая спускается от Джебель-Хафита.
Слева от нас дыбились крутые скалы, справа каменистый склон подводил к возвышающемуся над зеленой долиной утесу. Приблизившись к нему, мы увидели, что весь склон усеян крутыми каменными курганами, особенно плотно выстроившимися вдоль подножия утеса. Джип Зайда пошел вверх по склону и остановился в самой гуще курганов. Мы вышли из машины и стали осматриваться.
Зайд не хвастал, когда говорил о сотнях курганов.
— Да, — сказали мы, — это могилы «времен невежества».
В самом деле, кроме того, что это курганы доисламского периода, мы в тот момент ничего не могли сказать.
Определенного четкого правила, как идентифицировать и датировать курганы, — нет, и это часто разочаровывает людей, которые привозят нас к найденным ими холмам. Курганы относятся к числу наиболее распространенных культурных явлений. Трудно назвать народ, который в тот или иной период своей истории или предыстории (подчас на совершенно разных стадиях) не хоронил бы своих покойников в курганах; вряд ли есть на свете область, где не нашлись бы эти погребальные холмы. Обычно на строительство курганов идет подручный материал. В травянистой долине это дерн, на каменистой равнине — щебень, на скальной гряде — камень. И независимо от возраста курганов, независимо от того, кто их воздвигал, они будут похожи на любые другие. Всякое своеобразие, будь это даже столь специфическая конструкция, как круглые гробницы Умм ан-Нара, будет стерто и сглажено временем по мере того, как материал кургана стремится принять естественное положение.
Курганы Бурайми, как и большинство курганов, были бесформенными. Единственное, что мы могли добавить: они вроде бы не похожи на гробницы Умм ан-Нара. Возможно, они старше, возможно, моложе.
Но копать их несомненно следовало. Если нам удается раздобыть достаточно денег, чтобы вернуться в следующем году и организовать раскопки.
Минул год. Мы снова едем осматривать курганы Бурайми, но не копать.
Все упиралось в проблему снабжения. До сего времени, когда нам хотелось копать сразу в двух или более местах, мы запрашивали и получали средства на одновременное проведение раскопок. Так, в этом году мы работали одновременно на двух бахрейнских объектах, двух кувейтских и одном катарском. Два объекта было у нас и в Абу-Даби, но здесь ситуация сильно отличалась от положения в других странах. Объекты находились в полутораста километрах друг от друга, причем курганы Бурайми располагались на практически не исследованной территории. Проблема снабжения здесь была куда сложнее, чем где-либо еще. Бблыпую часть потребного нам снаряжения предстояло возить по тяжелой дороге с побережья.
В Бурайми не было ни бензина, ни нефти; из продуктов на крохотном базаре в селении Аль-Айн мы нашли только японские консервированные персики. К тому же средства были выделены нам для работ на острове Умм ан-Нар, а для раскопок во внутренних областях Абу-Даби потребовались бы еще немалые суммы. Между тем княжество Абу-Даби не могло сравниться с разбогатевшими на нефти соседями. Правда, как раз в этом году стало известно, что разведочные скважины на шельфе выявили промышленные месторождения, и бывшая моя компания приступила к разведке в новом районе материка к западу от города Абу-Даби. Но перед тем они уже потерпели неудачу в двух районах, после чего и нефтяные компании, и правительство стали действовать осторожно. Надеяться на прирост наших субсидий не приходилось. Поэтому мы решили разработать план действий на наших двух объектах в Абу-Даби, посмотреть, сможем ли мы. покопав месяц на Умм ан-Наре, перебраться затем в Бурайми и еще месяц поработать там.
Цель поездки 1960 г. заключалась прежде всего в том, чтобы проверить, осуществим ли этот план. Надо было выяснить, сможем ли мы снять жилье в селении Аль-Айн и закупать на месте хлеб, яйца, мясо, овощи.
Мы зря беспокоились. Оглядываясь назад теперь, после пяти полевых сезонов в Бурайми, мы сами не верим, что когда-то сомневались в способности оазиса прокормить нас. Ибо Бурайми — сад Абу-Даби, и пребывание там нашей экспедиции — это поэма о сибаритском существовании. Нигде больше не видели мы таких нежных цыплят, таких крупных и свежих яиц, такого обилия фруктов и овощей. Нигде больше не приходилось нам по соседству с рабочим местом наслаждаться купанием в бассейне, куда канал подает проточную воду— летом прохладную, а зимой теплую.