В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора

Уайтлок Анна

Глава 55

Lese Majeste (Оскорбление Величества)

В 1599 г., во время празднования Двенадцатой ночи в Уайтхолле, все взгляды были прикованы к королеве. Елизавета, «одетая очень пышно и выглядевшая свежо», встала из кресла, взяла за руку графа Эссекса и танцевала с ним. Казалось, Роберт Деверо снова в фаворе у королевы, однако Елизавета вовсе не собиралась оставлять его рядом с собой. Она дала ему еще одну возможность продемонстрировать его полководческий талант.

В августе английские войска были разгромлены у Йеллоу-Форда в графстве Арма; Елизавете грозило полное поражение в ирландских провинциях. Она назначила Эссекса командующим английской армией. Он должен был подавить мятеж, возглавляемый Хью О’Нейлом, графом Тироном. Эссекс знал, что ему предоставили последний шанс отличиться и вернуть себе расположение королевы. 27 марта 1599 г. Елизавета нежно попрощалась с ним, и он во главе армии вышел из Лондона. Улицы наводняли люди, желавшие ему победы; Эссексу кричали: «Боже, храни вашу честь» и «Боже, храни вашу светлость». [1214]

1214

Harrison (comp.), Letters of Queen Elizabeth, p. x.

Через

месяц, прибыв в Дублин, Эссекс понял, что положение весьма серьезно. Хотя он прибыл во главе большой армии, на стороне ирландцев было значительное численное превосходство. Кроме того, в любой день ожидали вторжения испанцев, которые должны были поддержать двадцатитысячную армию вооруженных ирландцев под командованием Тирона. Эссекс все больше подозревал, что Роберт Сесил в Лондоне интригует против него и поощряет Елизавету отказывать ему, когда он в очередной раз просит денег, солдат и лошадей. «Теперь мне ясно, – писал он Елизавете, – что из Англии я не получаю ничего, кроме неловкости и душевных ран». [1215] Он считал, что его положение при дворе в его отсутствие подрывается: распускали слухи, что он стремится стать королем Ирландии, даже заполучить английскую корону, и плетет заговор, собираясь вернуться в Лондон во главе ирландской армии и свергнуть королеву. Узнав о таких обвинениях, Эссекс решил вернуться в Лондон и оправдаться. В сентябре, не выполнив приказа вступить в бой с главными силами повстанческой армии, он договорился с Тироном о перемирии, вопреки тому, что велела Елизавета, и отплыл в Англию.

1215

Devereux, Lives and Letters, II, 40–41.

* * *

Летом 1599 г. в Англии все больше боялись того, что испанцы снова готовят флот и что король Шотландии Яков VI также собирается вторгнуться в пределы Англии и поддержать восстание католиков. Страну привели в состояние полной боевой готовности; епископам и представителям знати рассылались письма с приказами «собирать лошадей и другое снаряжение, как если бы враг ожидался в течение пятнадцати дней». По королевскому приказу в воскресенье 5 августа в Лондоне «улицы и переулки перегородили цепями; перед каждым домом должны были гореть свечные фонари (по восемь на фунт). Нарушителям грозила смертная казнь. Улицы патрулировали дозоры». [1216] Поползли слухи, что королева «опасно больна»; в начале сентября Елизавета тихо переехала из Уайтхолла в Хэмптон-Корт, где ее видели у окон дворца, «и с ней не было никого, кроме миледи Уорик». [1217]

1216

John Stow, Edmund Howes, The Annales, or Generall Chronicle of England (London, 1615), 788.

1217

Chamberlin, Private Character of Queen Elizabeth, 110.

* * *

Зная о том, как боятся приближенные за ее безопасность, и учитывая слухи о возможном вторжении испанцев, Елизавета не стала совершать долгих переездов, а перемещалась между своими королевскими резиденциями в окрестностях Лондона. Из Хэмптон-Корт она переехала во дворец Нонсач в Суррее. То был поистине сказочный дворец, славившийся современными на то время восьмиугольными башнями и огромным парком, в котором водились олени. Дворец построили в 30-х гг. XVI в., при Генрихе VIII; архитекторы взяли за образец французские замки на Луаре. Оштукатуренные белые стены украшали позолоченные рельефы; в живописном парке разместили большое количество статуй в классическом стиле. При дворце имелось два четырехугольных двора, окруженные красивыми садами. Когда в Нонсач переезжал двор, на лугу у дворца разбивали шатры, где приходилось останавливаться многим гостям, поскольку Нонсач находился далеко от какой-либо деревни или города, где гости могли разместиться в гостинице.

В воскресенье 26 сентября Томас Платтер, швейцарский путешественник, прибыл в Нонсач для официальной экскурсии по дворцу. Около полудня он находился в приемном зале и видел, как вошли мужчины с белыми жезлами, за ними – какие-то лорды, а потом королева. Елизавета села на трон, покрытый красной парчой и обложенный подушками, вышитыми золотыми нитями. Трон был так низок, что подушки лежали почти на полу, а над троном висел резной балдахин, причудливо прикрепленный к потолку. После того как королева села, по словам Платтера, в зал вошла «прекрасно одетая» фрейлина. Секретарь Елизаветы стоял справа от нее, а советники с жезлами – слева. Елизавете «передавали какие-то книги». Все подходившие к королеве должны были опускаться на колени. «Мне сказали, что они даже играют в карты с королевой стоя на коленях», – отметил Платтер. Елизавета какое-то время читала книги, а затем священник, стоя перед ней, прочел проповедь. Спустя некоторое время королева подозвала к себе одного из камергеров и приказала ему подать священнику знак, чтобы тот подошел ближе. Помолившись, она удалилась во внутренние покои. Платтер остался в приемном зале, чтобы посмотреть, как королеве сервируют обед. Ее охрана, в красных плащах с вышитыми на них золотом королевскими гербами, внесла в комнату два стола и поставила в том месте, где сидела королева. Затем вошли еще два стража; каждый нес булаву «и поклонился трижды, сначала войдя,

затем в центре зала и наконец перед ее столом». После появились еще два стража, с блюдами и кубками; за ними еще двое, которые несли ножи, хлеб и соль. Все кланялись перед столом. Следом за ними появились «джентльмен с булавой» и фрейлина. Поклонившись пустому столу, она стала ждать, когда его накроют. После того как снимали крышки, фрейлина, по словам Платтера, отрезала по большому куску от каждого блюда и давала стражу попробовать. Вино и пиво также разливали и пробовали. Как только стол полностью накрыли и сервировали «с такими же церемониями и почестями, как если бы за ним сидела сама королева», на глазах Платтера каждое из блюд, в том числе огромные куски говядины и всевозможной дичи, пироги и торты относили к королеве в ее покои, «чтобы она отведала, что пожелает, в уединении», поскольку «она очень редко трапезничает при посторонних». Наконец, как только подали еду, «во внутренние покои прошли музыканты с трубами и инструментами типа гобоя; сыграв, они удалялись, поклонившись столу. После этого со столов начали убирать».

Елизавета, добавляет Платтер, была «одета очень пышно, и, хотя ей было уже семьдесят (шестьдесят. – А. У.) четыре, выглядела очень моложаво; казалось, на вид ей не больше двадцати. Держалась она с достоинством и величественно».

Ссылаясь на заговоры Лопеса и Сквайрса, Платтер добавил: «Хотя ее жизни часто угрожал яд и многие злонамеренные заговоры, Господь чудесным образом всякий раз хранил ее». [1218] Однако, как сообщил Платтеру лорд-адмирал Ноттингем, ее величеству последнее время приходится больше заботиться о собственной безопасности, так как «недавно злодеи пытались отравить королеву, втерев порошок в кресло, на котором она обычно сидит и на которое кладет руки». Теперь она «отказывалась допускать кого-либо в свои покои без дозволения лорд-адмирала». [1219]

1218

Thomas Platter’s Travels in England, 192.

1219

Ibid., p. x.

Через два дня после визита Платтера один безымянный гость не только не стал просить разрешения войти к королеве, но сделал то, что не делал до него ни один человек: он встал на пороге королевской опочивальни и мельком увидел Елизавету – совсем не «в пышном наряде» и держащуюся не «величественно и с достоинством», а только что вставшую с постели, полуодетую, без парика и макияжа.

* * *

Эссекс прибыл в Нонсач в пятницу 28 сентября, через три с лишним дня после отъезда из Дублина. Он явился неожиданно, без приглашения, и потому его приняли холодно. Поспешный приезд перечеркнул замысел Эссекса вернуть себе прежнее положение при дворе и милость королевы. Не заехав к себе в Эссекс-Хаус, чтобы сменить изорванную, запыленную одежду, граф поспешно перебрался на тот берег Темзы у Вестминстера на пароме и поскакал во дворец Нонсач. В тот день при дворе был Роуленд Уайт, он и описал, что случилось.

Прибыв, Эссекс «поспешил в приемную [залу], а оттуда во внутренние покои, и не успокоился, пока не дошел до опочивальни королевы, где застал королеву только что вставшую с постели, с растрепанными волосами». На Елизавете поверх ночной рубашки было лишь простое платье, на ее морщинистом лице еще не было косметики. Эссекс увидел ее голову без парика, с редкими прядями седых волос, «висящих над ушами». Такой, без прикрас, королеву как физическое лицо имели право созерцать лишь ее самые доверенные дамы. «Многие дивились тому, – написал Уайт, явно преуменьшая, – что он так дерзко вломился к ее величеству, когда она была не готова к выходу, к тому же он не умылся с дороги, даже на лице у него были пятна грязи». [1220]

1220

Collins (comp.), Letters and Memorials of State, II, 127.

Пока королева, лишившись дара речи, смотрела на незваного гостя, Эссекс, полный раскаяния и подавленный, бросился к ее ногам. Стоя перед ней на коленях, он «целовал ей руки и ее белую шею, и они о чем-то тихо беседовали, что как будто доставляло ему большое удовольствие». Хотя до тех пор ни один мужчина не входил в опочивальню без приглашения, королева сохраняла спокойствие, не зная, грозит ей опасность или нет, и, как сообщил Уайт, «отнеслась к нему весьма снисходительно».

Однако позже, вечером, настроение королевы переменилось, и она «начала спрашивать о причине его возвращения, и не была довольна тем, что он уехал. Она приказала Эссексу не выходить из своей комнаты». [1221] В тот день она видела его последний раз в жизни.

1221

Ibid., 196.

* * *

На следующий день Эссекса вызвали на заседание Тайного совета, где Роберт Сесил зачитал ему список из шести обвинений. Среди них были «опрометчивый отъезд из Ирландии, вчерашний дерзкий приход в опочивальню ее величества, слишком щедрое посвящение в рыцари». [1222] Его поместили под домашний арест под надзором лорда – хранителя печати Эгертона в его официальной резиденции, Йорк-Хаус. Жена Эссекса, Фрэнсис, была на последних сроках беременности; на следующий день она родила, но Эссексу не позволили навестить жену и новорожденного.

1222

Ibid., 129.