В пятницу вечером (сборник)
Шрифт:
«Он, видимо, малость не в своем уме, — думал Эфроим Хигер, сидя в вагоне метро. — И в самом деле… Ведь это же в переводе на старые деньги девяносто рублей! Как же человек вдруг дает незнакомому девяносто рублей и не спрашивает у того ни имени, ни адреса, ну ничего! У него уже полный коммунизм, что ли? Не мешало бы такого проучить». И он, Эфроим, его таки проучит. Пусть немного подосадует, не вредно…
Жене своей, Шифре, Эфроим ни словом не обмолвился обо всей истории, и, когда она на следующее утро спросила, куда его несет в такую рань, он не знал, что ответить. Фотоателье на Сретенке, где Эфроим вот уже несколько лет работает ретушером,
У столика в большом и шумном вестибюле метро, где Хигер вчера потерпел ущерб на целых девяносто рублей, он застал тучного мужчину средних лет с большими очками на мясистом носу. Эфроим протиснулся сквозь напиравший со всех сторон человеческий поток и, вспотевший, уставший, добрался до длинного коридора. Обойдя и там все столики, он снова спустился на эскалаторе в нижний вестибюль и обратился к тучному человеку в очках:
— Не можете ли вы сказать мне, где тот, что вчера сидел здесь, на этом самом месте?
— Оптовик, что продает по тридцать билетов сразу?
— Да, да, именно!
— Распродал, вероятно, вчера весь товар и устроил себе сегодня выходной, хе-хе. Любопытный тип. А на что он вам, интересно, так понадобился?
— Я остался ему должен за билеты, — невольно вырвалось у Эфроима.
— Что?! — тот слегка приподнялся с места, как бы не расслышав. — Продает, значит, билеты в кредит? А почем считал вам штуку?
— Так вы не знаете, где он? — резко перебил его Эфроим.
— Это же Москва! Человек здесь что иголка в стоге сена. Вчера сидел здесь, а сегодня, может, сидит где-то на станции «Черемушки» или «Сокол»… Мало, что ли, в Москве станций метро? И может как раз случиться, что торгует где-то в сквере или на вокзале. Ведь сегодня последний день. — И, спрятав улыбку за толстыми стеклами очков, добавил: — Но раз он раздал свой товар в кредит, то непременно придет. Будьте спокойны — он сам вас отыщет.
Первый день обошелся Хигеру в два с половиной рубля старыми деньгами — пять раз спустился он в метро! Даже проехал несколько станций, везде справлялся о своем кредиторе, давал его приметы, описывал, как выглядит, во что одет, подробно рассказывал, почему разыскивает его. Распространители лотерейных билетов выслушивали Эфроима, пожимали плечами, разводили руками, что должно было, по-видимому, означать: «Вы оба, по всем признакам, малость не того…» Единственное, что ему посоветовали, — искать на станции «Арбат». Завтра-послезавтра начнется продажа нового выпуска лотерейных билетов, и там Эфроим его определенно найдет.
— Ну да, мне таки больше делать нечего, как таскаться по станциям метро. Вот свалилась на меня напасть!
Эта «напасть» уже стоила Эфроиму больше десятки на старые деньги: почти не проходило дня, чтобы он не спускался в метро. А тот как в воду канул, нет его — и все тут.
«Это он, видимо, рассчитывается со мной за то, что я сказал, будто нет у меня при себе денег. Но напрасно он думает, что получит с меня девять рублей. Поймать бы его только! Вычту до копейки все, что потратил на метро. А время, что я потерял? Ничего, на все предъявлю ему счет».
Прошел месяц, второй, третий.
В конце концов он махнул рукой на всю эту историю, тем более что золотые горы, которые тот ему сулил, оказались мыльным пузырем. Даже путной бутылки вина не купить на выигранные деньги.
Но время от времени Эфроим все же спускался на станцию «Арбат». Не спеша проходил мимо всех столиков и, вычтя после каждого посещения метро израсходованный пятак, заново всякий раз подсчитывал, сколько остался тому должен.
Его жена Шифра вначале держалась того мнения, что только тот, кредитор, не в своем уме, теперь же она не сомневалась, что и ее Эфроим выжил из ума.
— Нет, вы только послушайте — метро у него стало чем-то вроде, не будь рядом помянута, синагоги. Не пропускает ни утренней молитвы, ни вечерней, одно слово — спятил! Походил два-три раза, и хватит! Сколько можно носиться по станциям метро и разыскивать вчерашний день?
Был тихий летний вечер. Большой Измайловский парк уже заполняли густые тени, но Эфроим с Шифрой все еще не собирались домой. Лежали на разостланной плащ-палатке, привезенной Хигером с войны, и любовались на желто-красную крону высокой сосны. Но вот заходящее солнце перепрыгнуло на другое дерево, и сосна, под которой они лежали, и высокая трава вокруг снова приобрели свой темно-зеленый цвет.
— Знаешь, что я скажу тебе, Шифра, — обратился Эфроны к жене, не спуская глаз с бледного ломтя луны, терпеливо дожидавшегося, чтобы солнце убралось из парка, — я начинаю, кажется, им верить…
— Кому им?
— Бюро погоды. Вот уже третий понедельник, как оно нас не подводит. Что за день выдался сегодня, а? Когда проводишь такой день на вольном воздухе, не замечаешь потом, как неделя проходит. Умница, слышишь, был тот, кто ввел, чтобы ремонтные мастерские и ателье отдыхали в понедельник. Ты представляешь себе, что здесь творится по воскресеньям? Столпотворение! А в будний день, как нынешний, например, можешь выбрать себе, какую сосну захочешь. Счастливые люди те, что живут вблизи парка. Когда я, Бог даст, перейду на пенсию, нам с тобой надо будет подумать об обмене квартиры поближе к парку. Что скажешь, Шифра?
— Тебе таки необходим немедленный ответ или дело немного потерпит?.. У меня уже в горле пересохло, так хочется пить…
— Ты же раньше могла сказать, здесь недалеко есть киоск, торгующий водой. — Он стал обуваться.
— Нечего торопиться, — сказала Шифра, — отряхни плащ-палатку, и пойдем домой.
Когда они выбрались на стежку, ведущую к центральной аллее, луна уже налилась светом.
— Доброй вам недели, — пожелал Эфроим жене, деревьям и, довольный, забрал в руку свою седую праздничную бородку.
Подойдя к киоску, Хигер вдруг услышал знакомый голос.
— Ой, готов поклясться, что это он!
— Кто?
— Ну, тот самый, с билетами…
Но человек, стоявший у столика неподалеку от летнего театра, казался ниже ростом и более сутулым. К тому же на нем были очки, то и дело соскальзывавшие с острого длинного носа. Однако голос и манера одним дыханием перечислять почти все, что можно выиграть за тридцать копеек, все же напоминали Эфроиму о человеке в метро.
— Ну, Фроим, это таки он? Что ты уставился на него? Никогда, что ли, не видел, как продают билеты? — Шифра потянула мужа за рукав: — Ладно, пошли.