В рабстве её любви
Шрифт:
– Адриан, старина, пора устраивать облаву на графиню, - Барни, заметив, что я уже выпил достаточно, перешел к сути вопроса, который сильно волновал его.
– Нет, – еще более решительно ответил я товарищу, опрокидывая в себя очередную пинту почти что залпом. – Ещё не время.
Я знал, что этот ответ не понравится ни Барни, ни всей нашей своре – не нужно было хорошо знать этих пропойц, дабы не видеть этого ничтожного желания валять дурака и промышлять сомнительными делишками.
– Ты уже два месяца работаешь при графине… – слабо запротестовал Барни. – За
– Не тебе меня отчитывать, – выиграв короткий бой, что устроили наши взгляды, устремившиеся друг в друга словно арбалетные стрелы, я закончил, отчеканив каждое слово: - Мы выступимтогда, когда я сочту нужным, понятно?
– …Конечно. Ты же наш главарь...Его Сиятельство герцогский сын, – скривился Барни, отдавая шутливый поклон, полный самых разных эмоций. Немного успокоившись, он продолжил наш разговор более спокойным голосом: - Твой отец не думая поджёг имение своего соседа, возглавив свору вилланов. Что с тобой не так?
– Мой отец помог разорить то поместье только по одной причине: владелец соседнего графства истязал вилланов. Это былосвободительский протест. А то, что сделала банда год назад – простой грабёж и мародерство.
– Этотысказал, что показательную порку лучше всего сделать в доме овдовевшей графини! Глупой и беззащитной графини! Так что же изменилось?
Разве не понятно? Мне жалко эту наивную мечтательницу!.. Ну, в самом деле, как можно быть такой доброй и глупой в свои-то двадцать четыре года? Однако, я не мог сказать такой правды.
– Я все ещё наблюдаю за ней, - это звучало вполне убедительно. – У графини много гостей, она часто выезжает в свет. Если мы устроим вылазку прямо сейчас – никому из нас мало не покажется.
Барни кивнул, будто бы принимая мою точку зрения, но я слишком хорошо его знал, дабы поверить в это.
Может, хозяйка Брэйнхорта и права – и наше сходство куда сильнее, чем я думал. Ведь я и сам все еще не знаю, чего именно хочу. Даже когда мне кажется, что уже давно все решил. Хотя… Давно ли?
Данная моему отцу клятва о том, что я продолжу его начинания, помогала мне в самые тяжелые времена держаться – это был смысл жизни для меня, и причина смерти для отца. И, проживая год за годом, я действительно становился сильнее. Но вместе с тем и вопросов становилось все больше и больше?
Есть ли смысл в такой жизни? Есть ли смысл в отцовской смерти? Эти бунты решат ли хоть что-нибудь в существовании вилланов? Вот этих вилланов, что сидят в любой день и пьют до тех пор, пока их туши не выпрут ногами из таверны?
Этих вилланов, которые мечтают ворваться в чужое поместье, дабы отвести свою черную душу, только и всего?
Но что еще я могу сделать?.. Был бы хоть кто-нибудь, кто смог мне объяснить. Был бы хоть один человек, который захотел бы выслушать меня, принять мои объяснения и указать,
– Эй, Адриан, сукин ты сын! Неужели уже уходишь? – пьяную блажь Барни едва ли можно было разобрать с первого раза.
Я лишь кивнул, даже не глянув – заметил ли мой товарищ этот жест. С утра он все равно ничего не вспомнит, а мне завтра выходить на службу. Если Эстер подойдет ближе и почувствует этот удушающий смрад дешевого кабака – больше и на шаг ко мне не приблизиться. Хотя… учитывая то, что произошло между нами на днях, я не удивлюсь, если она и так не захочет приблизиться даже на сотню ярдов.
Что, если завтра, едва графиня увидит меня, тотчас прикажет уволиться? Она не из тех, кто с завидным равнодушием переносит любые интрижки, да и я не хочу делать вид, будто между нами ничего не было.
Целовать её было до безумия приятно… А как подумаю о том, что никто и никогда не делал с ней этого – тотчас хочу пробраться в ее комнату, пока все поместье будет спать, схватить ее нежное, невинное тело и делать такое, что графиня даже и представить никогда в своей жизни не могла! Да, я готов записать себя в настоящие извращенцы.
Жаль, что она отказалась от продолжения. А ведь так явно хотела! Она и сама этого не поняла, но я-то видел, как она смотрела на меня, как горели ее щеки.
Я нравлюсь Эстер Брейнхорт. И я хочу ее – всю, без остатка. Откровенно признаюсь себе в этом, даже если понимаю, что нельзя. Почему женщины не могут быть так же искренны? Или конкретно эта пока не поняла, чего же она на самом деле хочет?
Может она и права – похожи мы с ней.
Я хотел остановить вилланов, что, используя имя моего покойного отца, творили свои злодеяния, пообещал им, будто помогу добиться своих целей куда быстрее. На деле пытался попридержать их. Предлагая им поместье графини Брейнхорт, я не думал, что «глупая ничтожная вдова», как называли ее все вокруг, окажется такой, какой была Эстер на самом деле.
Это все ее глаза – такие светлые, огромные и наивные, как у потерянной на лугу коровы... Это они производят впечатление, что она пуста внутри, как стеклянная банка. На самом же деле, это не пустота – а прозрачный родник. Чистый, свежий и немного прохладный – едва прикоснешься губами, и не сможешь отделаться от желания попробовать снова. Не отвертишься от осознания того, какой же этот родник прозрачный – видно каждый отполированный потоком камешек на самом дне ее души.
Как я мог позволить себе осквернить этот источник? Тем более, помочь своре мерзавцев смешать прозрачную воду с грязью?
Я очень долго лежал на койке своей дешевой комнаты, перебирая обрывки фраз, что она успела мне сказать за время моей службы, убеждаясь, что скорее бы умер, чем дал Эстер в обиду, или же позволил себе обидеть ее сам.
Да, будет лучше, если она примет решение меня уволить. Тогда мне не придётся доводить дело до конца – для моей миссии нужно будет найти другой дом – там, где издеваются над вилланами, а не обещают их освободить без причины!