В рабстве её любви
Шрифт:
– Почему же вы не утешили бедную девушку? – с некоторым сарказмом поинтересовалась я, пытаясь придать оторванному рукаву на своем платье прежний вид, но тщетно.
– Хорошую девушку найти сложно. Еще сложнее – найти хорошее место работы, – ответил мистер Оливер, протягивая мне заявление для подписи. – Я сожалею. Могу ли я…
– Сконцентрируйтесь на своей работе, которой вы так дорожите. Об остальном я сама позабочусь.
– Да. Ваше Сиятельство.
– …И оденьте, наконец, ваши штаны как положено.
Глава 23
Поразительно,
Жизнь в поместье наладилась, поэтому перемена погоды никак не влияла на мое настроение. Укутавшись в тёплую шерстяную мантию, я нашла местечко на склоне, хорошо защищенное от ветра. Кустарник вереска, листья которого еще не успели опасть до самого конца, стал моей ширмой, пока я пряталась от всего мира, сидя на бревнышке с блокнотом в одной руке, и маленьким кусочком графита – в другой.
За все лето я уже успела сделать дюжину набросков реки, выгнутой в виде подковы, но рисунок, хоть и выглядел неплохо, все равно не отражал той самой прелести, что я тщетно старалась запечатлеть.
Увлеченная своим занятием, я совсем не заметила приближения одного человека.
– Вот вы где! Ваше Сиятельство.
Едва ушей коснулся мягкий, глубокий баритон Адриана, все остальные мысли, что вились в голове, напрочь исчезли.
– Вас потеряли, – делился конюх, привязывая неподалёку гнедого Ориона – мне не нужно было поворачиваться, дабы знать: прямо сейчас он улыбается.
Раз он привязывает коня – то намерен здесь остаться. Теперь уже я, так отчетливо это понимая, с трудом могу сдержать свою собственную улыбку.
– Мистер Оливер перевернул поместье вверх дном, – плюхнулся неподалеку мужчина, окинув взглядом, переменившийся к осеннему сезону пейзаж. – А я знал, что найду вас здесь. И вот, не ошибся.
Мне бы хотелось многое сказать этому мужчине – но любая из этих фраз была глупой и неуместной. Оттого ничего не оставалось, кроме как снова уткнуться в листок бумаги, делая вид, что небрежные линии на моем рисунке хоть сколько-нибудь меня интересуют.
Адриан стал немым собеседником в этом тихом и красивом месте, но, когда я украдкой глянула на него сама – он тотчас поймал этот взгляд, подсаживаясь ближе. Впрочем, не пытаясь нарушить благоразумную дистанцию.
– Вы красиво рисуете, – сказал он, заглянув в блокнот, который по инерции тотчас захотелось захлопнуть. Но, понимая, что такое поведение выдаст все мое смущение, я лишь неуклюже улыбнулась.
– Когда я приходила сюда раньше – то из-за густой кроны деревьев совсем не было видно тот домик, внизу склона, – сказала я, указав на плохо изображенный кусочек своего пейзажа грифельным карандашом. – Я вдруг подумала, что душа человека совсем как эта
Адриан смотрел на старое строение и ничего не говорил, заразившись меланхолией. Это было не очень на него похоже – на человека, которому всегда было что сказать. Поэтому я решила обратиться к нему сама:
– Кажется, вы знали, что там, внизу, тоскливо прячется та развалюшка?
– Да, – нехотя ответил мужчина. – Однажды даже ночевал там.
– Ночевали в заброшенном домике? Почему? – это был праздный интерес, и случайный вопрос. Но то, что я услышала, неизбежно кольнуло сердце.
– Больше было негде.
По тону его голоса я поняла, что мужчина не шутит.
– Вы… Как давно это было?
Мне бы хотелось узнать, как он вообще очутился на улице, без крыши над головой, без теплой постели ночью. Но он велел не спрашивать о его прошлом, поэтому даже на этот маленький вопрос я рисковала не получить ничего, кроме натянутой улыбки.
И все же он ответил.
– Мне тогда исполнилось шестнадцать. Почти десять лет назад.
Шестнадцать… совсем еще ребенок.
В шестнадцать я шла к алтарю с богатым старым графом – и считала себя самой несчастной девушкой на свете. Не знаю, что вынудило Адриана ночевать в заброшенной хижине на одиноком склоне, но, без всяких сомнений, в те времена ему было куда тяжелее, чем мне.
– Не смотрите так жалостливо, – усмехнулся конюх, шутливо щелкнув меня по носу, как соседскую девчонку. – Это было очень давно. Я почти забыл об этом.
– Прошу прощения, что мне пришлось напомнить, - извиняющимся тоном попросила я, снова устремив свой взгляд на пейзаж, который теперь выглядел совсем иначе в моих глазах.
– Вам не за что извиняться. Это жизнь. Как вы и сказали, душа человека – что роща у реки. Даже этот маленький домик – часть не только моего прошлого, но и другого человека, который его построил, что жил в нем, растил своих детей. Теперь он часть и вашего прошлого, раз вы запечатлели его у себя в блокноте, Ваше Сиятельство.
И почему ни с одним другим человеком я не могла говорить и слушать так, как с этим конюхом? Каждый раз я только и убеждалась в том, что он не совсем обычный человек.
Не может простой виллан говорить так глубоко, так хорошо понимать суть всех вещей и… увлечь меня. Может, я и была всего лишь женщиной, слабой, мнительной, часто – очень глупой. Но мне претило заблуждаться хотя бы в том, что мои чувства к Адриану – не простая физическая потребность.
– У меня есть приглашение на премьеру. В театр… – выпалила я, поздно опомнившись, что моя реплика не совсем к месту. – Вы говорили, что любите театр, вот я и подумала… Я подумала, может быть, вам хотелось бы сходить?