В Россию с любовью
Шрифт:
— Манал я такую заботу! — всё, я вышел из себя, держите семеро. — Манал я такую благодарность, когда тебя ставят на колени, в позу пьющего оленя! И если считаешь, что не смогу прожить без вас — ты очень сильно ошибаешься. Да, не буду есть с серебра и золота, но проживу как-нибудь.
— Боевой хомячок! — моя последняя бравада, что интересно, искренняя, я и правда считал, что опираясь на опыт «я» смог бы продержаться в этом мире какое-то время без опеки, её развеселила и привела в чувство. — Боевой, своенравный, но глупый. — Марья тяжело вздохнула и сделала шаг назад. — Александр, я как дура ждала, что ты всё понял и осознал. Не приходила к тебе, давала шанс. Что ты пошлёшь за мной, и скажешь, что не
И, в гневе саданув тяжёлой дверью, которую я открываю еле-еле, что штукатурка полетела, выбежала вон.
Ей было плохо — не то слово, я это чувствовал через связь. Но плохо было и мне — колотило изнутри. Было не просто не по себе, душу словно пропустили через яйцерезку. Знаете такую штуку, углубление размером с куриное яичко, над которым натянуты тонкие струны? Проталкиваешь сквозь них варёное яйцо, и они нарезают его на тонкие ломтики. Потом что получилось поворачиваешь набок и ещё раз прогоняешь через струны — и вуаля, яйца на салат готовы! Вот так и мою душу разрезало на части. Было больно, обидно, плохо… В общем, я не мог сидеть на месте и метался по дворцу.
Она улетела. Ощутил, как села в вертолёт и начала очень быстро отдаляться в сторону юго-запада. Но легче стало лишь на чуть-чуть. Те эмоции, что шандарашили через связь с её стороны притупились из-за расстояния, но в целом никуда не делись, ибо а куда им деваться-то? Связь работает на любом расстоянии! Она просто есть, вне пространства. И оттуда меня бомбило непониманием и обидой. Я в её глазах не хотел принимать обыденных вещей, что небо голубое, закат красноватый. Кремлёвские стены кирпичные, купола Ивана Великого золотые, а вода мокрая. Доминирование женщин не прихоть, не унижение мужского достоинства, а объективная реальность. Это не хорошо и не плохо, это просто так и есть. И незачем пытаться изменить что-то и прыгать выше головы. А я прыгаю. Пытаюсь. Что и кому докажу? Я — глупый хомячок, который её не слышит, как она ни пытается до меня положение вещей донести! Причём, и это сущая правда, они обо мне заботятся! Конечно, у «я» оценка этой заботы с её не совпадает, бабьё есть бабьё, да и результат воспитания удручает — вырастили из сына/брата истеричку, бросающегося вещами. Например, эта истеричка обидел хорошую девочку глупой сценой расставания (а расставания ли?), капризничал на каждом углу по поводу и без. Но каким бы ни был Саша, с её точки зрения и её опыта, они реально моя каменная стена! Надёжность и уверенность в любой беде. В мире, где мальчики бесправны, я и правда как сыр в масле катаюсь, огороженный ото всего мира не только кремлёвской стеной. «Мы не обижаем Мишу — мы его любим» — вспомнились слова Даши. Да потому, что он — ваша игрушка! Вы — сильный клан и можете себе позволить такое поведение. Но существуют семьи куда менее крутые и обеспеченные, и сомневаюсь, что все мальчики в них в таком же положении. И я в отличие от Долгоруких, не игрушка сестёр; меня воспитывают и готовят к чему-то большему. Как будущего супруга королевы огромного государства, расположенного в четырёх полушариях. Относятся как к РАВНОМУ, просто слабому. А я — тварь неблагодарная. Не оценил даже того, что она не заглядывала в больничку проведать. Сука редкостная я, а не Женя!
А с другой… А какого хрена? Я не буду прогибаться! Просто не буду.
В безумных метаниях по дворцу сам не заметил, как оказался у надземного перехода в Малый дворец. Дружинницы на часах, осуществлявшие фейсконтроль, не пустить не могли — только не меня, и я умчался далее. План дворца интуитивно знал — скрытые воспоминания царевича, так что
Оказалось, здесь, после моей выписки не ушла. Сидела на посту и что-то писала, какие-то назначения.
— Саша… Царевич Александр? — подскочила, округлив глаза. Удивлению его не было предела. Как и дружинниц на входе в отделение, и пары беседующих врачиц стоящих чуть далее. Тут даже пациент был. Пациентка. Видно кто-то из дружины, раненая или больная — это их клиника, медобслуживание для воинов рода в кремле бесплатное. Все вытаращились на меня.
— Надо поговорить! — Не знаю, как я выглядел, но, видно, очень и очень непрезентабельно и нервно. Потому, как Алла вскочила, бросила другой медсестре, вышедшей из сестринской:
— Подмени! — Вышла из-за стойки и схватила меня за руку. — Не здесь. Пошли.
И мы пошли. Побежали.
Я думал, пойдём в какую-то палату, но ошибся. Пройдя коридор, мы очутились в складском помещении, от которого у неё оказался ключ. То есть она не простая сестричка, а с полномочиями — ключи от таких комнат только у материально ответственных.
— Заходи. — Втолкнула внутрь.
Стеллажи с коробками, в которых шприцы, вата, спирт, эфир… И куча всего, что долго перечислять, но запах внутри стоял соответствующий: «больницей пахло».
— Почему сюда? — обалдел я, что даже злость чуть утихла.
— Тут нет записи.
— А там была? То есть есть?
— Да. Везде. В коридоре, во всех палатах. Возможно даже в ординаторской. Единственное, за кабинет Людмилыча спокойна — они там с государыней могут шушукаться, но нам туда точно нельзя. Остаётся только тут.
— А ключ… Так тебе его специально дали? На случай контакта со мной?
— Саш, ты сын государыни! — праведным шёпотом возмутилась она. — Если бы потребовалось что-то обсудить не для их ушей…
Ого, а Аллочка, оказывается, тайница! В тайном приказе работает. Он же «охранка», он же «кровавая гэбня», он же «логово чекистов», «ФСБ», «КГБ», «НКВД», и, как ни назови, это псы государевы. Получается и тут опека?
Но с другой стороны, она у меня ничего и не выпытывала. Говорила только на те темы, которые я сам поднимал. Так что это именно опека, а не подводка и подкладка с сомнительными целями. Алла друг, хоть и раб лампы.
— Что случилось? — налилось тревогой её лицо. — На тебе лица нет, и весь дрожишь от нервов.
— Она злится на меня за то, в чём я не виноват, — на духу выпалил я без расшифровки.
Эта чекистка помолчала, задумавшись, затем кивнула и попросила:
— А с подробностями?
— Это трудно объяснить. И ты, наверное, тоже не поймёшь. Но мне больше не с кем в этом гадюшнике словом перекинуться. Да, я знаю, с вашей точки зрения это глупость, но я не могу прогнуться, когда меня унижают. Не могу, и всё! Да, мать его, я слабый! Объективно слабый! Ибо неодарённый. Но, в задницу через коромысло, это не значит, что меня надо топтать ногами!!!
— Саш, тише… Спокойнее… — ласково заговорила она, подойдя ближе и осторожно положив руки мне на талию. — Спокойнее. Я тебя не осуждаю. Даже если не понимаю, считаю, ты имеешь право на мнение, отличное от моего и общепринятого. Расскажи. Всё расскажи…! — Дыхание её профессионально задрожало, как у обольстительницы со стажем, но мне было всё равно. Я заговорил. И говорил, говорил, говорил, а она слушала и смотрела мне в глаза. И, выговорившись, вдруг заметил чуть ниже её глаз… Восхитительное декольте в специально оставленном расстёгнутым сверху медицинском халатике. Скромно запахнутый, но полушария там угадывались очень интересные. А ещё… Она держала меня за руки, и от её рук… Шло лёгкое покалывание. Совсем лёгкое, на грани заметности — с Ксюшей не сравнить, но ПОКАЛЫВАНИЕ!!!