В Россию с любовью
Шрифт:
Зато тут точно нет и не было Дидюли! Которого я играл с особым delцинизмом/del удовольствием, распаляясь и распаляясь — аж плющило! Словно истребитель заходит на цель — такие ощущения. Пальцы уже не «думали» куда встать, находили лады самостоятельно, и я выдавал не просто звук, а терзал струны, играя во всю мощь резонатора — и концертная гитара не подвела, ревела в ночи, очень громкий богатый звук — на пол-кремля, наверное, слышно (я ж с высоты, со стены играю, а ветра почти нет). Круть, обожаю Дидюлю, ибо у него тоже испанские мотивы! Хотя «я» точно уверен — пацан свой, русский. А пальчики-то
Это было сродни какому-то шторму, музыка сама шла из меня, и пальцы, бегавшие поначалу плохо, не сразу находя нужный лад, застрочили как пулемёт, без мысленных команд. И под конец я буквально рвал душу мелодией, погружаясь в неё, будто в транс.
А эту вещь память «я» назвала «Метлой». Ага, просто «Метла», «Nothing Else Matters». Тема! Текст был на английском, но и «я», и тем более я этот язык знали, и запеть было не проблемой. Вот представьте ночь. Кремль. Внизу, подо мной, набережная, где гуляют люди… И мой голос под звуки «Метлы», рвущий в мир клочья:
Never opened myself this way
Life is ours, we live it our way
All these words I don’t just say
And nothing else matters…
— Саш, оденься.
Голос вывел из транса спустя с минуту после того, как волшебство закончилось — я допел эту песню. Поёжился, выходя из мира грёз в реальный. Маша. Даже не заметил, как пришла. Она стояла рядом, в десятке метров со стороны Благовещенской. Не пряталась, просто не заметил. В своей ночной, в которой была, но закутанная в лёгкий плащик, и такой же держала в руке и протягивала мне. А ещё под мышкой держала свитер. И плед. А на плече на ремне её висел термос. Заботливая! Мечта мужчины!
Поднял глаза вдаль, за её плечи. А потом перевёл взгляд в противоположную сторону. Там, на гребне, ближе к башне, и на машикулях как Тайницкой, так и Богородской, виднелись каски дружинниц. Девочки слушали, делая это максимально возможным, чтобы не казалось, что отлынивают от службы, способом. Да и много их — со всей южной стены, наверное, сбежались, кто смог оставить пост. Когда все успели?
«А до них ли мне было?»
Нет, не до них. Я витал… Где-то. Будто в трансе. И даже не заметил, как до костей от ночного речного ветерка продрог.
— Спасибо. — Свитер быстро натянул, плед подстелил на парапет, сел сверху. И правда, задница замёрзла, потому натянул ещё и плащ. Хорошо, что сентябрь тёплый — а то и заболеть можно.
— Хорошо играешь, — похвалила она. — Тебя весь дворец слушает, кто не спит. Правда, красиво.
Глянул на наручные часы — полтретьего ночи. Когда успел столько? Как время летит!
— Я чай принесла. Горячий. Будешь? — Она показала термос.
— Буду, — кивнул я. — Как догадалась?
Она отвинтила крышку и налила дымящийся напиток в неё. Вообще-то они хоть и царевны, но при этом абсолютно все князья и бояре, да и дворяне — воинская аристократия. И чем выше титул, тем больше применимо слово «воинская». Базис обороноспособности
— Спасибо! — через связь она почувствует мою искренность.
— Ты больше трёх часов играешь. — Маша улыбалась. Довольной, но грустной улыбкой. — И кстати, с той стороны тебя тоже слушают. И уже давно. Завтра в газетах, наверное, какую-нибудь чушь напишут — даже интересно будет почитать. А я поняла, что ты замёрз, вот и…
Я выглянул наружу — не так, чтобы и много, но человек пятнадцать под стеной, на газоне, стояло. Несколько парочек и пёстрая компашка молодёжи. В основном, разумеется, девушки, ну так у нас и перекос полов в их пользу. Но и парней было четыре штуки.
— Вива, народ! — заорал я.
Мне приветственно закричали в ответ, кто-то даже замахал пивными бутылками. Стена тут низкая, и меня, наверное, было неплохо слышно. А сейчас и видно.
— Да здравствует музыка! — продолжил орать я.
— Так точно!
— Е-э-э-э-э!
— Йу-ху-у-у-у!
— Так держать!
— Ещё давай, музыкант! — раздались крики поддержки.
— Жги, гитарист! — А это парень с бутылкой.
— А деньги кто платить будет? — схохмил я. — На сухую так себе играется!
— Скажи сколько?! Куда оставить?!– ответила одна девчонка в молодёжном, но очень дорогом и стильном прикиде. Видимо какая-то боярышня или княжна, статус чувствовался даже со взгляда издалека. Не поддержали мою шуточную идею, всерьёз приняли.
— Да там и оставь! А сколько — насколько сама считаешь, напел! Потом спущусь — заберу!
— Идёт!
— Хорошо!
— Как скажешь! — поддержали её другие девчонки.
— Подвыпившая молодёжь — лучший друг московского лабуха! — произнёс я для Машки, которая при виде моих переговоров со зрителями знатно охренела.
— Музыкант, а ты вообще кто? — А это парень с бутылкой.
— Да принц я местный! Царевич! Сашкой кличут! Вишь, развлекаюсь!
— Царевич! Приходи к нам на свадьбу играть! У тебя хорошо получается! — А это стильная фифа в чёрном вечернем платье. Рядом с нею стоял тощий дохлик, но по виду жизнерадостный и счастливый, ни разу не «принуждаемый».
— Без базара, красуля! А ты кем будешь?
— Троекуровы мы! Я — Алина! Геннадьевна! А свадьба тридцатого!
— Ну тут как? Смогу — залечу! Но обещать не буду!
— Хорошо, царевич! Ждём! — Они замахали вместе с женихом.
— А у меня день рождения через два дня на третий! Одиннадцатого! И к нам приходи! — А это высокая девчуля, молодая-молодая, но зато самая высокая из всех. И капец тощая, нескладная. В, если честно, небогатом на фоне остальных аристо костюме, больше смахивающем на деловой, чем вечерний. — Анна я, Суслова!
— Боярышня?
— А то! Наследница!
— И сколько тебе, боярышня Суслова, стукнет?
— Так шестнадцать! Совершеннолетие! Паспорт обмываем! Приходи — не пожалеешь!