В Россию с любовью
Шрифт:
— Я думаю, это связано с переутомлением, — набрался мужества доктор. — Нет-нет, оно не было причиной этого состояния, но послужило одним из факторов, к нему приведшим. Нервное истощение. Я точно могу говорить при мальчике?
Маман бросила ТАКОЙ на меня взгляд, решая, выставить из кабинета Людмилыча, где мы сидели и баловались плюшками, или нет. Подумала, но решила оставить.
— Да. Говори. Сейчас у меня от сына нет тайн.
Спасибо, матушка! Хоть на этом.
— У него было нервное истощение. — А теперь в голосе доктора слышалась сила и мощь. Теперь он давил, без магии, как специалист, чувствуя себя в своей тарелке. — Из-за непонимания родных. Ссоры с сёстрами, где его поддержала только неразумная младшенькая, а остальные
— Это так, — силой сдерживая гнев и чуть-чуть потеряв контроль над ментальным прессом, кивнула царица. — Но опричинах я говорить не буду.
— Не нужно, государыня. Так вот, это всё разом на мальчика навалилось. И в момент, когда он был наиболее нестабилен, когда осознал, что потерял память. Что он по сути инвалид, очнувшийся в месте, где никого и ничего не помнит — чужие люди, чужое окружение. Переживания мальчика его возраста, выращенного как комнатный цветок, в тепличных условиях, для которого мир с сёстрами — самое важное, что есть на свете… И тут такое моральное давление!Родная старшая сестра избивает так, что шрамы могут остаться на всю жизнь, и остались бы, если б не Ксения. Мои целительницы бы не справились. Но он этот кризис пережил с честью, могу это сказать как специалист, не сдался, не сломался. И, как мне кажется, смог настоять на своём. Но это эмоциональные потрясения, которые не могли не ослабить его организм. И какая-то зараза, которую подцепил, смогла пробить иммунитет и одолеть его. Мы изучаем его анализы, я разослал образцы во все ведущие лаборатории страны, а также, анонимно, в несколько мировых медицинских центров по изучению эпидемий. Но пока мы не нашли возбудителя. И, возможно, не найдём, ибо царевич исцелился сам, и очень быстро — всего за сутки. То есть если бы организм не был ослаблен, он бы и не заразился, мой опыт подсказывает так.
— Кто-то ещё может заразиться? — продолжала хмуриться царица, водя глазами по кабинету и по мне, прикидывая мероприятия по изоляции кремля, если тут реально какая-то бяка.
— Не знаю. — Людмилыч пожал плечами. — Пока мы не нашли возбудителя, говорить об этом невозможно. Но то, что организм быстро поборол его, что иммунная система быстро адаптировалась, хороший знак. Думаю, в ближайшее время новых приступов не будет — просто потому, что у мальчика уже выработался иммунитет. Больше ничего сказать не могу.
— Хорошо. — Царица кивнула — он её убедил. — Рекомендации? Курс лечения?
— Лечения, кроме приёма общеукрепляющих, не требуется, — уверенно покачал головой доктор. — Скорее рекомендации. И тут я могу залезть туда, куда чужим людям лезть нельзя, но всё же сделаю это, как врач. Просто врач.
— Поликарп, давай к делу! — застонала маман. — Хватит расшаркиваться! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь и как тебя ценю.
— Помиритесь с ним, — сверкнул глазами в хорошем смысле слова Людмилыч. — Все, всей семьёй. Наладьте отношения. Нервные срывы не доводят до добра, Ирина Бормсовна. Вчера на него напала какая-то неизвестная гадость, которую, возможно, принесло ветром с Москва-реки. Но завтра он подцепит что-то более классическое и известное, и дай бог суметь его вылечить. У нас столько своего, известного дерьма, ваше величество!.. Здоровый дух — здоровое тело, сказано не просто так, у довольного жизнью человека иммунитет в разы лучше справляется с нагрузками.
— Решим, — озадаченно кивнула царица. — Ты прав, Поликарп. Сто тысяч раз прав. Просто мыло в глазу. Замылен взгляд, себя не видно.
— Ну, и лучшее лекарство для восстановления — умеренные физические нагрузки, — довольно заулыбался доктор. — Умеренные, Саша! — а это уже мне. — Это, например, лёгкая прогулка, никаких силовых упражнений и кроссов вдоль крепостной стены, пока организм
— Спасибо, Поликарп. В очередной раз выручил, — заулыбалась царица.
— Моя работа, мой долг, Ирина Борисовна… — склонился доктор в поклоне.
— Саша, иди к себе переодевайся, и на завтрак. Мы перенесли его на попозже, завтракаем вместе. А я ещё посижу с доктором, чай допью…
«Мы» это «я своей волей». Но я не обижался. Наоборот, был рад, что снова выписали — надоело тут. Вскочил и пошёл прочь из кабинета Людмилыча — дорогу через оба дворца к своему блоку знал. Что ж, может всё, и правда, наладится? Доктор сделал для меня куда больше, чем я мог бы сделать для себя сам. Надо будет потом проставиться.
В больничке я провалялся сутки. Но честно скажу, большую часть времени ничего не делал и отчаянно скучал. И выл. Выл и скучал, маялся от безделья.
Как сюда тащили — не помню, но несли меня одарённые дружинницы, которые нас собственно слушали. Наш концерт. Потому были рядом и бросились ко мне даже до того, как Машка закричала, зовя на помощь. И, по-военному быстро определив, что со мной не так (задыхаюсь),взяли на руки и бегом помчались в госпиталь, а одарённые лошадки бегают не просто быстро, а капец как быстро! Тела одарённых становятся крепче, сильнее; мышцы лучше сокращаются, увеличивается реакция. Тело способно принимать нагрузки, какие не примет, например, моё неодарённое. Ксюша, швыряющая меня на несколько метров, даже не вспотев — подтверждение. Так что добрались они быстро, а там мне сразу в горло воткнули трубку, и на ИВЛ. Это мне уже Аллочка рассказала — её опять не пустили домой, оставили дежурить которые сутки подряд. Но она не жалуется — чует карьерные высоты и наоборот, почти от меня не отходила, как квочка опекала. А что, личный доктор царевича… Звучит!
Что-то со мной пытались делать, чем-то кололи — прошло мимо. Сердце начало барахлить, на всякий с нами дежурила бригада реаниматологов. Но нет, посбоив, сердце пришло в норму, и организм в целом начал откатываться на исходные.
— Саш, температура сорок два — это капец! — сказала Алла, делясь впечатлениями. — Мы там в операционной немного поседели. Даже я, хоть я и целитель. Ничего не помогало! Ни один укол! Я с таким не уверена, и что у реаниматологов получилось бы сердце запустить, откажи оно.
— За Ксюшей посылали? — хмурился я, всё это слушая.
— Да, она ждала в коридоре. Но мы не знали что делать, может сделаем хуже? Если это инфекционная зараза, то надо было не допустить, чтобы её высочество заразилась. Она — самая ценная из всех нас, кто сейчас находится на территории этой крепости, я имею в виду не влияние на государство, а пользу для общества, возможность спасти кучу людей. Мы же не понимали, с чем имеем дело. Пока ты был плох, но стабилен, решили, пусть ждёт. Тем более я тоже целитель, и моя напарница — и мы вообще ничего не могли! Наш дар как будто уходил в песок, как вода в пустыне. Мы не чувствовали в тебе… Ничего! Вообще ничего, с чем можно работать.
— Работать? То есть вы чувствуете источник… Боли? Неприятностей? — А вот это интересная информация. Имея целителя под боком, читая ей три месяца каждый вечер книжку, я не сподобился уточнить, как их дар работает.
— Да. Я прикасаюсь к тебе и ощущаю, где в твоём теле что не так. После чего мысленно как бы притрагиваюсь к этому месту и что-то с ним делаю. Если боль — могу убрать её. Если у пациента где-то опухоль — могу посодействовать её рассасыванию. Ты же знаешь, целители — единственные, кто может лечить онкологию. Если разрыв тканей — мы помогаем их сращивать. Просто помогаем организму, на самом деле мы не лечим, Саш. Мы как бы… Просто мобилизуем силы самого организма. А лечат — врачи вроде Поликарпа Людмиловича.