В Россию с любовью
Шрифт:
— Са-аш!.. — Она разрыдалась и кинулась ко мне в объятья.
Так мы и стояли. Она уткнулась мне в плечо и ревела, я прижимал её к себе и чувствовал кайф, всепрощение. Связь между нами полыхала огнём, и это было что-то запредельное! Мы стояли как один человек, только двутелый, чувствующий всё напополам.
Наконец, она подняла заплаканные глазёнки:
— Я… Я тебя отпускаю, Саш. Мне будет тяжело, если ты разобьёшься. Если не успею подхватить. Но я готова дать тебе шанс. Лети…
— Спасибо… Спасибо, Маш… — пробормотал я, а
Это была как молния, пронзившая тела. Думая об этом позже, я пришёл к выводу, что в этот момент мозг отключился — он был там просто не нужен. Мы делали, что нужно, как требовали держащие нас на привязи энергетические рефлексы, остальное не важно. Я целовал её, я купался в океане блаженства! По телу разливалась эйфория — океан эйфории! Вот, что она чувствует рядом со мной! Вот в каком кайфе купается! Вот почему даже просто спать приходит ко мне! Это… Мощно! И здорово. Я обнимал её, целовал, язык мой вытворял с её что-то невообразимое. Но вдруг волшебство кончилось и она отстранилась. Любому волшебству приходит конец, и мы не исключение.
— Саш… Что мы делаем? — ошарашено смотрела она на меня, из последних сил подавляя рвущуюся изнутри панику.
— Н-не знаю, — покачал я головой, и говорить было трудно. — Н-но мн-н-не… Я…
Я поднял руку, посмотрел на ладонь. И почувствовал, как по телу, снизу вверх, поднимается волна. Не чувств, нет, а как будто… Энергии! Это бессмысленное слово, ибо энергии в чистом виде не существует, это всегда переход одного состояния чего-то в другое, но именно так я это ощущал. И сверху вниз, ей навстречу, пошла другая волна. Затем они встретились, единая волна вошла в руку, прошла, обжигая кости, к самой ладони… Над которой на мгновение, всего на секунду, зажёгся маленький, словно на кончике зажигалки, огонёк.
— Маш, я… — Огонёк, загоревшись, тут же погас, а я подался вперёд и стал на неё заваливаться. Воздуха не хватало. — Дышать!.. Мне плохо!..
— Саш! Саш! Что с тобой?
— Н-не знаю! — хрипел я, с силой вдыхая и выдыхая воздух — мышцы груди как будто парализовало, делал это с большим трудом.
— Саш! Саша! Помогите! Скорее, сюда! — услышал я крик над собой. Затем топот ног, и её причитания:
— Саша! Миленький! Что с тобой, что случилось?
— Ы-ы-ы-ы… — Я даже захрипеть в ответ не мог — нечем было.
— Скорее, взяли! И в госпиталь! — чей-то грубый суровый женский голос.
Я продолжал судорожно пытаться втолкнуть воздух в лёгкие, или вытолкнуть его обратно. Получалось через два на третий раз, и с каждой попыткой это делалось всё сложнее и сложнее. А ещё меня всего жгло изнутри. Огонь, сжигающий словно адское пламя. Кости, мышцы — горело всё! Я горел ВЕСЬ, и отнюдь не снаружи, где есть вероятность хотя бы попытаться потушить. Как потушить горящие внутренности?
Но вот меня внесли внутрь башни и потащили по лестнице вниз… И, наконец, навалилась спасительная темнота.
Глава 13
Главное
Глава 13. Главное Правило Борделя
Чтобы найти новый путь, надо уйти со старой дороги
Афоризм
— Больше мы не можем ничего сделать, ваше царское величество, — распинался и кланялся перед мамой Людмилыч. — Потому не вижу смысла его тут держать.
— Поликарп, и всё же. Давай начистоту. Что? Это? Было?
Когда она так говорит, у меня мурашки по коже. Конечно, как у её сына есть некий иммунитет к ментальному давлению. Но он не бесконечен. Но врач, не являющийся её родственником, аж согнулся и покрылся испариной.
— Ваше вели… Чество…
— Просто скажи! Не юли! — продолжала давить она.
— Я… Я не знаю. Отпустите тиски, пожалуйста!
Маман деактивировала чары, и аж воздух в кабинете стал свежее, а мир красками засиял. Людмилыч воспрял духом, взбодрился, повёл плечами — просто расцвёл.
— Если честно, Ирина Борисовна… Я не знаю. Всё, что мы делали, оказалось бесполезно — кроме искусственной вентиляции лёгких, которая потребовалась только в первый час после начала приступа. Как только он задышал сам — любое наше воздействие… Как будто его и не было! Противовоспалительные, обезболивающие, жаросбивающие — ничто не царевича не действовало. Всё, что мы делали, это капали общеукрепляющие все эти сутки, и более ничего. И даже вмешательство целителя ранга вашей младшей дочери ничего не дало, не говоря о наших. Это просто… В моей практике такого не было, ваше величество.
— Хм-м… — Матушка хмурилась, напряжённо дёргала бровями, но ничего не говорила.
— Если вы считаете меня некомпетентным… Думаю, будь на моём месте кто угодно — было бы всё то же самое. Потому, что повторюсь, мы делали всё возможное чтобы просто понять, хоть как-то воздействовать на его организм. Но он восстановился сам, я не уверен даже, что наши капельницы сыграли какую-то ключевую роль. Конечно, помогли — организму нужны кирпичики, из которых он себя строит при восстановлении. Но они лишь ускорили естественный процесс, но не более. Если считаете, что я не соответствую занимаемой должности…
— Да сиди уже, Поликарп! — устало отмахнулась она. — Что скажешь, Саш?
— Полностью подтверждаю — всё болит, как будто через меня пропустили миллион вольт, — подал голос я. — Такое ощущение, что само мясо, все мышцы изнутри горели, и там большой ожог. Только он под кожей, и его не смажешь ожоговой мазью. Не сдирать же кожу?
— Кожу сдирать точно не надо!.. — под нос пробубнила маман и перевела взгляд на врача. — Поликарп, хоть примерно, почему это случилось? Он же был полностью здоров. Кому, как не тебе это знать — ты его за сутки до этого выписал.