В русском лесу
Шрифт:
Подчалив к берегу, Петка с веслом в руке, с которого струилась вода, встал с сиденья, намереваясь вылезти из лодки, но его, как всегда, опередил Хам: он выпрыгнул на песок первым и тотчас припустился бегом вверх по яру, по ступенькам, вырытым в стене крутояра. Пока Петка привязывал облас к колу, торчащему из песка, пока опрокидывал облас кверху днищем, — Хам уже был на самом крутояре. Оглядевшись, он гавкнул негромко несколько раз, прочищая горло. Собак поблизости нигде не видно. Однако это ни о чем не говорило. Собаки, Хам знал, были рядом, они готовы были в любую минуту на него напасть. Чтобы этого не случилось, он должен применить упредительные меры.
Позади
— Гав-гав, — залаял Хам. — Эй, слушайте, все слушайте! Говорю я, Хам, с Нюрольки-речки, житель тайги! Слушайте, собаки, слушайте! Я силен, востры мои клыки, лапы мои не знают усталости! Я люблю драться, я так дерусь, что с моего противника, гав-гав, летят клочья. Беда всякому, кто совершит на меня нападение. Любого я обставлю в два счета, и замысел врага я разгадаю с одного взгляда. Да, так, я, Хам с Нюрольки, житель тайги! Я добытчик! Я перехитрил триста сорок рысей, белкам, добытым мной, счета нету!.. Я ободрал ляжки ста сорока медведям, я догнал и подставил под пулю восемьдесят шесть сохатых, да, гав-гав, так!..
И насчет медведей, и рысей, и белок Хам крепко преувеличивал, но на это у него были свои корыстные расчеты. Чем ни лучше, он думал, он запудрит мозги колесниковских собак, тем большим они проникнутся к нему страхом и уважением. Дружбу водить с городскими собаками он не собирался, он только думал о своей безопасности, пока он проживает в городе.
Шли темной улицей — по сторонам в окнах домов горели электрические огни. То и дело встречались прохожие, серединой улицы изредка, ослепляя фарами, проносились легковые машины. По дощатому тротуару прогуливались горожане, держа на поводке тунеядных шавок, которые, завидев Хама, звонко тявкали и трусливо прижимались к ногам своих хозяев, толстых и неповоротливых. Из-за высоких заборов то и дело доносилось рычание, в щелях сверкали зеленые огоньки глаз дворовых, сидящих на цепи, псов. Из темных проулков до слуха Хама доносился приглушенный лай и рычание: попадись нам, деревенщина, на узкой тропе! Хам в ответ гавкал:
— Я Хам с Нюрольки, я победил в бою триста медведей и тыщу рысей! Я добыл два миллиона белок! Я силач, я хитрец!..
— Чевой-то ты, паря, я гляжу, севодни разбрехался, — сказал Петка по-русски Хаму. — Помолчал бы, дурак, в ушах свербит от твоего лая.
«Много ты понимаешь, — ответно мысленно сказал хозяину Хам. — Тебе чего не жить: нажрешься — уснешь у кого-нибудь на фатере, а я один на всю ночь останусь. Не на кого мне надеяться, окромя как на себя».
И, подумав так, он загавкал в темноту с ожесточением:
— Я Хам с Нюрольки!.. Я победил!.. Я добыл!..
Хам сидел на крыльце одного из домов города Колесникова и ждал. Как всегда, он ждал Петку, своего хозяина, который в это время гостился у Корпачева, самого большого начальника над всеми охотниками тайги. Корпачев и Петка сидели на кухне, пахнущей вкусно, и разговаривали между собой. Через открытую фортку доносились их голоса, Хам понимал, о чем они толковали, однако вникнуть в их разговор дальше ему помешали. Хаму помешал слушать разговор Корпачева с Петкой хозяйский пес Эдабур, сидевший на цепи возле своей конуры, роскошно покрашенной в зеленый цвет, с занавесочкой, не пропускающей в собачье жилье ветряное
— Привет тебе, Хам с Нюрольки, — сказал Эдабур снисходительным голосом, погромыхивая для солидности железной цепью. — Что-то вас с Петкой долго не было видно в городе. Мне уже стало сдаваться, что твой Петка отбросил копыта, а тебя вздернули на суку дерева.
Грубая, не без вызова, речь Эдабура не понравилась Хаму, он хотел было ответить в том же духе, однако понимая, что он не в тайге, а в городе, среди враждебно настроенных к нему собак, сделал вид, что не заметил грубости и сдержался от ссоры. Он ответил, что хозяин его здоров, по-прежнему промышляет, а помирать не собирается. Что касается его, Хама, то не родился еще человек, который мог бы его вздернуть.
— А почто вы без пушнины? — спросил Эдабур.
— Мы добытые за зиму меха сдали в Чижапке, — соврал Хам. — Платят ведь везде одинаково.
— Что-то непохоже, — недоверчиво осклабился Эдабур, погромыхивая цепью. — У хорошего хозяина собака не такая тощая, как, к примеру сказать, ваша милость. Смотри: мой хозяин — фартовый, и у меня бока толстые, я питаюсь от пуза, спина, полюбуйся, у меня плоская и жирная, как у барсука. Жить приятно и весело с таким хозяином, как мой. Каждый день я изгрызаю по два мосолка, не считая овсяной похлебки и пяти крупных кусков мяса, а также объедков с хозяйского стола в виде кусочков хлеба, блинчиюв и котлет. Я думаю, твоя хамская милость, за неделю не употребляет столько питательных калорий, сколько я, Эдабур, за один скромный обед.
— Ну, это ты, браток, загнул для хвастовства, — сглотнув слюну, засмеялся Хам. — Таежная пища куда калорийнее, чем городская. А потом... объедки — это не по мне. Я потребляю лишь свежатину, а объедки пусть едят холуи... Как-то я попробовал котлеты и нашел, что отвратительней еды нет ничего на свете. После котлет с перцем и луком, и солью мой нюх на полмесяца был напрочь отключен, будто меня насильно напоили отравой. Нет, что говорить, городская еда не для промысловой собаки. Пусть эту еду кушают такие лежебоки, как ты, кто день-деньской дрыхает в конуре и приниженно виляет хвостом, ожидая подачки.
Эдабур понял прозрачный намек, рассердился и зарычал.
— Р-р-р, — сказал он. — А ты, оказывается, неблагодарный хам. Уселся на чужое крыльцо и еще хамишь. За такие речи, Хам с Нюрольки, я тебе могу наломать бока.
— Ты — мне? — смеясь, удивился Хам. — Я драл ляжки восьмидесяти медведям, я победил в поединке пятьдесят рысей. А уж с тобой-то, трутень, я как-нибудь управлюсь. В один миг я положу тебя на обе лопатки и прокушу клыками ухо.
— Ладно, ладно, — успокаивающим тоном сказал Эдабур. — Не очень-то задавайся, я не настолько глуп, чтобы связываться с каждым приблудным Хамом. Нам с тобой делить нечего, лучше давай о чем-нибудь разговаривать.
По натуре миролюбивый и добрый, Хам в знак согласия кивнул головой и сказал, что о чем-нибудь другом, если оно хорошее, поговорить всегда приятно.
— Я хочу поговорить, — после молчания начал Эдабур, — о своем хозяине, Петре Ильиче Корпачеве. Богатый и знатный человек мой хозяин. Даже большие дяди, кто по счастью судьбы ездит на голубых и черных машинах, приходят к нему в гости и называют его по имени-отчеству. И из города к нему приезжают. Все его уважают и почитают его, и хлопают по плечу, и взамен мехов дают ему все, что он пожелает. Эх, жизнь!..