В сумерках веры
Шрифт:
Тогда, у границ разрушенного Сицилуса, за Луринией на архипелаг ушли две дюжины сестёр. Две дюжины отличных воинов, которых мне чертовски не хватало в последующих боях. Когда мы прорывались через города, наводнённые ходячими трупами, или попадали под обстрел сил хаоса, я каждый раз проклинал канониссу за легкомыслие. За слепую веру, которая толкнула её на столь безумную авантюру.
Конечно, отряд из двадцати пяти воительниц не помог бы нам без потерь выбраться на север к своим. Однако он мог бы сохранить куда больше жизней…
Теперь
Возможно, всё это было лишь игрой нашего воображения или воздействием того самого тумана, пронизывающего весь Сегин, потому что спустя какое-то время Хопкинс вскрикнул, словно увидел саму смерть.
Мы сгрудились вокруг бойца и замерли от недоумения.
У одной из колонн лежала мёртвая сестра битвы. Но её тело было похоже на гниющий нарыв, силящийся вырваться из ржавеющих доспехов. Там, где некогда была красная котта, из бледной плоти торчали обрывки изодранной ткани. Лицо бедняжки выглядело как одна сплошная опухоль. Один глаз вытек, а второй опух до размеров детского кулачка и налился кровью и гноем.
Но больше всего нас поразил не вид несчастной сестры. Несмотря на чудовищные увечья, можно было без труда разобрать позу, в которой та умерла.
— Трон святый… — Произнес кто-то из гвардейцев, затаив дыхание. — Мы вернулись обратно?
И действительно. Колонна и костяные подсвечники вокруг указывали на то, что мы вернулись в начало. Но почему тогда тело девушки теперь было так изуродовано?
Внезапно моего плеча коснулся Хопкинс.
— Г-господин, сигнал, — на молодом лице не осталось места для отваги. Только страх и абсолютное недоумение. — Он приближается…
Стараясь подавить нарастающую тревогу, я не сразу понял слов бойца. В это время воздух в крипте стал пропитываться сладким зловонием, будто бы мы оказались посреди гор трупов, готовящихся к сожжению. Могло показаться, что смрад исходит от трупа воительницы, но по странному совпадению, он возник именно после того, как источник сигнала начал перемещаться…
— Движение! — Крикнул стоящий чуть в стороне разведчик Микорда, пристально вглядываясь в полумрак залы.
А в следующее мгновение могильную тишину разорвал треск лазгана. Ярко-красные лучи начали расчерчивать тьму, наполняя её мягким светом. Там, впереди, мои глаза сумели разглядеть ещё несколько безобразных тел, разбросанных точно так же, как и те, что мы встречали ранее.
Но сёстры битвы перестали беспокоить меня сразу, как первый заряд достиг цели и осветил нечто бесформенное, бредущее нам навстречу неверной походкой.
Гвардейцы зажгли фонари и потратили меньше мгновения, чтобы изготовиться к стрельбе, но стоило только неизвестному существу оказаться под лучами яркого света, как все
В нескольких метрах от нас стояла Луриния. А точнее то, что осталось от канониссы и её сестёр. Тело женщины раздулось от демонической заразы, разрывая доспехи и обретая чудовищные, изломанные формы. Геральдические символы ордена Белого Шипа покрылись ржавчиной и осыпались, уступая место более отвратительным знакам, выросшим словно бы из самого осквернённого керамита.
Узнать канониссу теперь можно было лишь по левой половине лица, что будто бы в насмешку осталась почти не запятнана заразой, тут же перетекая в отвратительного вида морду, окружённую стаями мух и поражённую десятками сочащихся гноем нарывов.
Но несмотря на кажущийся осознанным взгляд пожелтевшего человеческого глаза, я не сомневался в следующем приказе:
— Огонь! Уничтожим эту тварь!
Гвардейцы подчинились, осыпая демоническое отродье шквалом огня, пока то, в свою очередь, с утробным ревом бросилось в нашу сторону, переваливаясь на своих непропорциональных ногах…
***
…я открыл глаза и тут же зажмурился от слепящего света, бьющего с потолка. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Лишь после этого я попытался сесть.
Тело тут же отозвалось тянущей болью, истощённое схваткой и перенапряжением. Осторожным движением я извлёк иглы капельниц из предплечья и отклеил несколько датчиков, закреплённых на груди. После этого ритмичный сигнал прибора сердечного мониторинга сменился на протяжный писк.
А спустя пару минут в палату ворвался Себастьян вместе с группой сестёр-госпитальеров. Лицо юноши выражало нечто среднее между бешенством и отчаянием, а глаза сверкали на свету. Но как только дознаватель увидел меня, спокойно стягивающего медицинскую робу, тут же смахнул беспокойство и выдохнул:
— Хвала Императору… ты очнулся.
— Как долго я спал?
— Семь часов, — ответил юноша, дав знак медикусам, что их присутствие более не обязательно. — С момента, как мы нашли тебя на месте покушения и…
— Что с кардиналом? — Так же холодно спросил я, подходя к одинокому стулу в углу палаты, на который кто-то заботливо сложил свежую одежду.
— Отдыхает в своих покоях, — полностью вернув контроль над собой, Себастьян заговорил сухим и деловым тоном. — Отделался только испугом и парой ссадин. Хотя врачи беспокоились, что для его возраста это может быть чревато. Как твоя рука?
Последний вопрос был задан нерешительным тоном, словно юноша боялся моей реакции.
Прежде чем ответить, я отвлёкся от застёгивания пуговиц на рубашке и внимательно посмотрел на перебинтованную ладонь. Только сейчас я почувствовал неприятное тянущее ощущение под бинтами. И всё-таки пальцы неплохо слушались. Значит, клинок не повредил ничего важного.