В Суоми
Шрифт:
— Конечно, все уверяют, что они за индустриализацию, — отозвался Энне. — Но пути, которые при этом предлагаются, ведут в разные стороны. Путь коалиционеров и правых социал-демократов приведет страну к еще большей зависимости от иностранного капитала. Наш путь ведет к экономической независимости. Промышленники и их Коалиционная партия предлагают все средства государства — деньги от займов, доходы от налогов, взимаемых с населения, и так далее — бросить на дальнейшее первоочередное развитие лесопильной, целлюлозной промышленности. Государство и здесь является рачительным опекуном этих монополий. —
Демократический союз народа Финляндии предлагает в первую очередь развивать металлургию и машиностроение: это первооснова и промышленности и самостоятельности страны.
— Машиностроение работает у нас на привозном, дорогом сырье. Но у нас же есть и свое сырье. И с каждым годом растут разведанные запасы руды. У нас есть медь — самые крупные рудники в Европе. Открыты промышленные месторождения ванадия, молибдена, бериллия, цинка… Мы можем развивать передовую металлургию, — шагая по кабинету, убежденно говорил Энне.
И мне было понятно, почему его выступления имеют такой большой успех. Ни одного лишнего слова, все точно взвешено, фактически проверено, неопровержимо — и при этом предельно просто. За всеми этими цифрами и фактами, которые он сообщает аудитории с грубоватым народным юмором, — страстная уверенность в том, что родной народ может и должен жить лучше, удобнее и богаче, чем живет сегодня.
— Ежегодно в промышленность приходит тринадцать тысяч новых людей, молодежь, — сказал Энне. — Им нужно предоставить работу. Так вот, чтобы создать одно рабочее место в бумажной промышленности, требуется вложить в предприятие три с половиной миллиона марок. А рабочее место в машиностроении обходится в девятьсот тысяч марок. Вложив те же деньги, мы можем устроить на работу в четыре раза больше людей.
Слушая Энне, я понял, что забота о развитии металлургии — это и забота о будущем финской молодежи.
Вот почему все, кого тревожат здесь судьбы молодежи, с радостью узнали, что Советский Союз согласен предоставить Финляндии кредит, проекты и оборудование для строительства большого металлургического завода.
Через некоторое время, проезжая из Куопио в Юваскюля, мы остановились на отдых у лесного озера, вблизи от корпусов большого завода. Здесь во время войны работал инженер, с которым мы познакомились в Турку, на «Крейтон — Вулкане». Тогда, в годы войны, в цехах этого завода выпускали автоматы «Суоми», из которых строчили финские снайперы — «кукушки». Сейчас здесь производят отличные швейные электромашинки «Тикка», названные по имени водопада, над которым высятся заводские цеха, — Тиккакоски.
— Люди, которым больше по душе строчка автоматов «Суоми», чем строчка швейных машин «Тикка», делают все, чтобы страна отказалась от предложенных Советским Союзом кредитов на развитие металлургии, — сказал мне метранпаж рабочей газеты Куопио, который на своем «Москвиче» взялся доставить нас в Ювяскюля.
Выполняя волю целлюлозно-бумажных монополий, реакционеры по-прежнему стремятся
Но ее передовые люди знают, что если лес поднял хозяйство страны до его нынешнего уровня, то металл обеспечит Суоми подлинную экономическую независимость.
Вот почему, когда зимой 1953/54 года, в угоду западноевропейским монополиям, влиятельные круги Финляндии хотели закрыть крупные государственные металлообрабатывающие заводы, чтобы сорвать выполнение заказов для СССР, демократические организации обратились к массам трудящихся, и планы реакционеров были сорваны.
Осенью 1958 года Вяйне Таннер, выступая в Турку, снова заявил, что нужно не развивать, а свертывать металлургическую промышленность страны. В его речи звучал голос рурских магнатов стали и железа и слышен был шелест акций целлюлозно-бумажных монополий.
Читая об этом выступлении «немудрого старца», как его теперь называют многие газеты Суоми, я подумал о том, как возмущаются им не только десятки тысяч рабочих, но и наш знакомый в Турку, инженер, мечтавший о политической партии «металлистов».
От Турку до Рованиэми
ПАМЯТНИКИ И ПАМЯТЬ
Я уже говорил, что финны увековечивают в камне не только образы своих выдающихся граждан, не только события, знаменующие успех, не только радости, но и горести свои.
«Чем же достигается большая впечатляющая сила многих новых памятников народному горю?» — неоднократно задавал я себе вопрос.
В приграничном городке Лаппеенранта, разглядывая надмогильный памятник павшим солдатам, мне кажется, я впервые нашел ответ.
Из глубины прямоугольной глыбы розового гранита выходит, высеченная резцом Вяйне Аалтонена, молодая женщина с младенцем на руках, двухлетняя дочурка стоит рядом с матерью, прижимая к себе куклу.
Тугая, налитая молоком грудь натягивает холстинковое платье.
Столько в этой женщине здоровья, силы жизни, нерастраченной молодости, что мысль о том, что она осталась одна с двумя детьми и у нее больше не будет ни любимого, ни других детей, кажется оскорбительно несправедливой.
Но ведь это, по существу, не памятник тем, кто скрыт землей, а памятник скорби живых, скорби не декоративной, не показной, а подлинной, которая чем глубже, тем сдержаннее в своем внешнем проявлении.
Женщина не посыпает главу пеплом, не рвет на себе волосы, а стоит с младенцем на руках, не понимая, как можно жить после того, что случилось, но зная, что жить надо.
Этот памятник — хотел этого или не хотел его автор — лишь усиливает у всякого непредубежденного человека чувство ненависти к тем, кто, обманывая свой народ, бросил его, обрекая на бессмысленные муки, в преступную войну.
Каким издевательством над этой женщиной с ребенком на руках, над тысячами и тысячами вдов и сирот звучат слова военного преступника Таннера, сказанные им при выходе Финляндии из войны: «Мир тяжелее, чем война»!
Восемьдесят пять тысяч солдатских могил — таков итог политической линии Таннера — Рюти, предопределившей войну с Советским Союзом.