В суровом Баренцевом
Шрифт:
С приходом эсминца, командующий эскадрой контрадмирал В. А. Фокин, поздравляя личный состав с успешным выполнением задания, сказал:
— Учитывая, что сложную задачу в такой короткий срок мог выполнить только сплоченный И дружный коллектив, вашему кораблю командующий флотом решил присвоить наименование — «Дружный». В ответ на слова адмирала раздалось громкое матросское «Ура!».
В начале октября вышел из ремонта эсминец «Доблестный», а за ним и наш «Живучий». Настроение у всех было приподнятое — североморцы, помогая Красной Армии, громили немецких оккупантов на море и на суше. Теперь в боевую сферу включались еще два наших корабля.
15 октября Москва
Дело было так. Вечером 14 октября сторожевой корабль «Ураган» вышел в Печенгу для траления фарватера, высадки десанта и доставки боезапаса. В кильватер «Урагану» шел сторожевик «Смерч». По курсу и справа от сторожевиков следовали два «больших охотника». На подходе к Линахамари корабли попали в плотное минное заграждение. Параван–тралы одну за другой подсекли 16 вражеских мин. Две из них взорвались в параване «Смерча». Оба сторожевика получили повреждения — потекли топливные цистерны. Едва дотянули до Линахамари. Там в гавани цистерны законопатили, но топлива взять было негде.
Минное поле наш командир решил форсировать вечером — в период наибольшего прилива. Якорные контактные мины в полную воду менее опасны. Но с другой стороны, вероятность подрыва на плавающих минах в такое время выше. На «Живучем» не было параван–тралов для индивидуальной защиты от мин. Была у нас упрощенная противоминная обмотка, которая хоть и не очень надежно, но все же страховала от магнитных мин. Впереди нас должны были идти тральщики.
Наша встреча с этими «малышами», переоборудованными из рыболовных сейнеров, произошла в бухте Пум–манки. Там к нам на борт прибыл командир дивизиона тральщиков капитан 2–го ранга Панфилов. Рябченко собрал в кают–компании вахтенных офицеров. Комдив тральщиков познакомил нас с планом противоминного обеспечения. Нам впервые приходилось так близко сталкиваться с минной опасностью, поэтому слушали Панфилова очень внимательно. Особенно запомнилось мне строгое указание «Живучему»: на переходе держаться в пределах узкой протраленной полосы. Для ориентировки на корме тральщиков включались затемненные с боков белые огни.
Первыми с залива вышли тральщики. Следом за ними — мы. Уже темнело, но ходовые огни не включали. На баке и по бортам стояли наблюдатели с шестами в руках для отвода плавающих мин. На мостике мерно попискивал «Асдик». Подводных целей пока не было.
Прошло два часа. Трижды мы уклонялись от плавающих мин. И каждый раз, когда мина оставалась за кормой, все затаенно вздыхали: «Слава богу, пронесло». «А что ждет нас впереди? Может, придется поддержать огнем наступающие войска или сразиться с морским противником», — этими мыслями я поделился с артиллеристом Лисовским. Анатолий, ухмыльнувшись, заметил:
— Это тебе не «Расторопный» с четырьмя «стотридцатками». Те бьют до 25 километров и наводка с автоматом стрельбы. А у нас что?
Анатолий был прав. Орудийные системы отечественных кораблей обеспечивали весьма точную стрельбу по морским и береговым целям. На «шипах» и калибр не тот, и наводка упрощенная...
Яркая вспышка впереди по курсу и последовавший за ней взрыв прервали размышления. Через несколько секунд по палубе
— Эх, подорвался-таки, бедолага, — с сожалением, произнес Рябченко.
У всех стоявших на мостике сжалось сердце — каждый понимал, что означает такой взрыв для сейнера.
— Цел, цел тральщик! — радостно доложил старшина 2–й статьи Головин.
И действительно, исчезнувший было огонек снова появился впереди по курсу. Оказалось, в трале взорвалась мина. За кормой тральщика поднялся огромный столб воды. Он-то на время закрыл его от нас.
На руле у нас стоял старшина Папушин, напряженно всматривавшийся в ночную тьму; нелегко было ему удерживать в узком фарватере стометровый корабль. Уклоняясь от плавающих предметов, каждый из которых мог оказаться и смертоносной миной, Папушин слегка отводил в сторону форштевень и тут же выравнивал его по кильватерному огню тральщика. Как только рулевой делал отворот, вахтенный офицер давал команду наблюдателям с шестами перейти на шкафут опасного борта для отвода плавающих предметов.
А тральщики продолжали подсекать мины. Теперь взрывы стали раздаваться чаще — увеличилась плотность минного заграждения.
В один «прекрасный» момент комдив тральщиков Панфилов просемафорил: «Тралы все перебиты, следуйте самостоятельно». К получению такой вводной мы не были готовы. Корабельный устав на этот счет предусматривает: при неясности обстановки застопорить машины, осмотреться, а потом принять решение. Рябченко слегка нахмурился и перешел на правое крыло мостика.
— Что будем делать, штурман? По Морскому ежегоднику в этот час здесь наибольший прилив.
— Осадка у нас небольшая, если поторопимся, то можем проскочить, — высказал свои соображения Гончаров.
— Средний вперед! — последовала команда.
Как только машины дали ход, носовой и кормовой аварийным партиям была объявлена готовность номер один, а личному составу приказано надеть спасательные пояса. На мостике все притихли, лица стали жестче, сосредоточеннее. Моряки, свободные от вахт, находились на верхней палубе — при взрыве здесь менее опасно.
Сложность н опасность ситуации усугублялась тем, что вокруг не было никаких навигационных ограждений и огней. Немцы при отступлении уничтожили все гидрографическое оборудование.
— Мина, право пять, три кабельтова! — доложил гидроакустик Василии Рыжиков. Он с самого выхода из Пумманок не покидал рубку «Асдика». Вахтенный офицер Проничкин подправил курс рулевому, и мина осталась за кормой.
Командир отделения гидроакустиков Василии Рыжиков был у нас специалистом высокого класса. Недавно его приняли в партию. Благодаря его мастерству и бдительности мы трижды уклонялись от встречи с «рогатой смертью».
В той сложной обстановке буквально все члены нашего экипажа проявили мужество, самоотверженность, продемонстрировали высокую морскую выучку. Поставленная перед кораблем задача была успешно выполнена. Эсминец прибыл в Линахамари и стал на якорь в гавани.
Линахамари (по–русски — Девкина Заводь) — основной порт Печенгского залива. Мы застали там картину полного разорения. Немцы при отступлении взорвали все портовые сооружения — причалы, краны, склады. Еще дымилась куча полусгоревшего зерна, еще слышался отдаленный гул артиллерийской канонады, далеко на западе вспыхивали зарницы пожаров.
В кают–компании за вечерним чаем офицеры оживленно обсуждали события минувших суток, отовсюду слышались шутки, смех, словно всего каких–нибудь два часа назад каждому из нас не угрожала смертельная опасность.