В тени богов. Императоры в мировой истории
Шрифт:
С X века до реставрации Мэйдзи императоры даже не использовали титул “тэнно”. На самом деле даже в тот короткий промежуток времени, когда они обладали реальной властью, они никогда не были императорами в том смысле, в котором я трактую это понятие на страницах своей книги, поскольку Япония была слишком мала, ее народ – слишком однороден, а ее правитель – далеко не столь влиятелен, как современные ему китайские властители эпохи Тан. Отчасти японская императорская династия продержалась так долго именно потому, что не обладала реальной властью. В связи с этим она была не угрозой, а полезным источником легитимности для людей, которые на самом деле управляли страной. Они сохраняли императорскую династию и никогда не пытались захватить престол, и это говорит о том, что и они, и японские элиты уважали религиозную и историческую легитимность императоров. Кроме того, монархия выживала потому, что Япония была островом, защищенным морями от степных кочевников – пусть и не очень надежно. Монголы пытались вторгнуться в Японию в 1274 и 1281 годах, но оба раза их флот уничтожали камикадзе (“божественные ветра”, то есть тайфуны), и японцы считали это свидетельством того, что их святая земля находится под защитой небес.
Монархия оказалась чрезвычайно полезна для реформаторов
Но главное, что император был слишком священен, чтобы пачкаться в политической грязи, а династическая традиция не требовала от него играть роль главы правительства. Следовательно, его суверенная власть была великолепным прикрытием для правящих олигархов. Принцип монархического полновластия позволял им отрицать народовластие и демократию, не вынуждая их выполнять неблагодарную работу в попытках контролировать потенциального диктатора из королевской семьи. До Первой мировой войны суверенная власть императора в значительной степени отправлялась неформальным советом опытных государственных деятелей – гэнро. Высокопоставленные германские и российские чиновники завидовали Японии. В 1912 году председатель российского Государственного совета в личной беседе сказал, что “среди петербургских политиков не раз поднимался вопрос о том, как защитить престол от непредвиденного лоббирования и сформировать вокруг него верховный совет (по японскому образцу)”. Это свидетельствовало о том, что значительная часть правящей элиты сомневалась в способностях Николая II. Справедливости ради стоит отметить, что в этом находило отражение и многовековое стремление бюрократических элит к монополизации власти и сохранению за монархом лишь символической роли источника легитимности54.
Император, который дал свое имя эпохе Мэйдзи, взошел на трон в 1867 году в возрасте 14 лет и правил до 1912 года. Составить представление о характере человека, который царствовал в этот важнейший период японской истории, практически невозможно. Например, Мэйдзи, очевидно, ладил со своей женой, императрицей Сёкэн, но детей у них не было. Его дети родились от наложниц, и последние восемь из них – от одной матери, Соно Сатико. Нам ничего неизвестно ни о ней, ни о ее отношениях с Мэйдзи. Император воплощал в себе традиционные конфуцианские ценности строгости, долга и нравственности. Невыносимо жаркое и влажное японское лето он проводил в своем дворце в Токио, а не уезжал в горы, поскольку считал, что должен разделять тяготы своих подданных и служить им хорошим примером обязательности, дисциплинированности и самопожертвования. Он совмещал конфуцианскую этику со спартанскими военными ценностями и обычаями, пришедшими как из самурайских традиций, так и из морального кодекса офицеров его времени. Эти военные традиции не играли никакой роли в истории его династии, но лежали в основе синтеза местных и иностранных элементов, характерного для эпохи Мэйдзи. Как и европейские династии того периода, японская монархия с 1880-х годов все больше участвовала в зрелищах, церемониях и ритуалах, часть из которых были древними, но многие – новыми или пересмотренными. Район Ниюбаси в центре Токио был приспособлен для проведения этих церемоний, а масштабные военные парады устраивались на полях и плацу в квартале Аояма неподалеку от императорского дворца. Мэйдзи был здоровым и сильным, его долголетие и колоссальные успехи, достигнутые в период правления, повышали престиж императора. В пользу Мэйдзи играли и японские победы сначала над Китаем, а затем над Россией, добытые под номинальным командованием императора55.
Япония представляла собой смешанную монархию, конституция которой была частично заимствована у Германии. Верховная и исполнительная власть принадлежали императору, но парламент играл весомую роль в законодательной сфере ираспределении бюджета. Неудивительно, что о себе давали знать и все недостатки таких гибридных политических систем. Вооруженные силы не подчинялись гражданскому контролю, пребывая под номинальным командованием императора, что на практике делало их автономными. Япония не имела даже должности, эквивалентной германскому канцлеру. Подобно Бисмарку, гэнро закрывали прореху в центре правительства, но после их смерти она стала еще заметнее. Несогласованность действий армии, флота, дипломатического корпуса и внутреннего правительства привели к провальному вступлению Японии в Первую мировую войну. Они сыграли еще большую роль при вступлении Японии во Вторую мировую. В 1930-х годах армия втянула Японию в войну с Китаем вопреки желаниям гражданского правительства. Со временем это впутало Японию в войну с США, хотя реалистично настроенные дипломаты и верхушка военно-морского флота понимали, что победить в ней страна не сможет. Но к 1941 году ценой мира с США стало унизительное отступление из Китая, с которым не могли смириться ни армия, ни значительная часть военно-морского и гражданского руководства (не говоря уже о японской общественности). В японском политическом контексте 1941 года было гораздо проще принять тактически блестящее, но стратегически безрассудное решение атаковать Перл-Харбор, чем отступить под страхом американского нефтяного эмбарго.
Впоследствии вину за вступление Японии в войну и поражение в 1945 году часто возлагали на императора Хирохито. Это несправедливо. Ни один из создателей политической системы Мэйдзи не мог предположить, что император будет играть ведущую и координирующую роль германского канцлера или российского царя. От него не ожидали даже деятельного попечительства, о котором говорил Тихомиров. Время
В отличие от Виктора Эммануила III, император Хирохито намеренно не передавал власть ультранационалистам, но они сами постепенно захватили офицерский корпус вооруженных сил, продвигаясь снизу. Твердо уверенные в духовной исключительности и превосходстве Японии, ультранационалистически настроенные офицеры не подчинялись приказам, убивали гражданских и даже военных лидеров, а уже в 1936 году организовали переворот, в котором расправились с рядом ключевых императорских советников и едва не пришли к победе. Хуже того, эти офицеры пользовались широкой поддержкой масс, элитных кругов и даже некоторых членов императорской семьи. В 1941 году призыв взять на себя лидерство в Азии, вытеснить европейцев и таким образом сыграть великую роль в истории был чрезвычайно популярен в японском политическом спектре. Не только японская традиция, но и судьба Романовых не располагали к тому, чтобы император вел независимую линию в политике. Когда в 1937 году Хирохито хотел лично вмешаться в происходящее, чтобы изменить баланс сил и подорвать позиции военных экстремистов, последний из гэнро, князь Сай-ондзи, сказал ему, что монархия не должна ставить себя под удар, принимая активное участие в политике. Лишь в апокалиптических обстоятельствах августа 1945 года император Хирохито решительно вышел на политическую арену, чтобы положить конец Второй мировой войне, и даже это произошло исключительно потому, что японские гражданские и военные министры не могли договориться, стоит ли продолжить или завершить войну, и попросили его вмешаться в ситуацию57.
Глава XVII
Послесловие
Это книга о прошлом. Наследственная императорская монархия была частью мира, где власть считалась дарованной свыше, древность и легитимность шли рука об руку, а иерархический порядок воспринимался как должное. Доиндустриальная экономика не могла создавать богатство и поддерживать уровни образования и урбанизации, как правило необходимые для стабильной демократии. Главными исключениями были некоторые города-государства, но в долгосрочной перспективе они никогда не справлялись с защитой от более крупных внешних врагов. Императорские монархии также были основаны на предположении, что основная масса населения слишком невежественна, слишком занята попытками обеспечить себе жизнь, слишком глупа и слишком грешна, чтобы участвовать в управлении государством. Нет смысла читать эту книгу, негодуя, что в прошлом мир не придерживался современных политических принципов. Необходимо сдерживать свое негодование и анализировать прошлое по его законам.
Это не значит, однако, что история императорской монархии не имеет никакого отношения к современному миру. Несколько влиятельных наследственных монархий и сегодня существует на Ближнем Востоке. Изучая материалы для этой книги, я встречал немало фигур, напоминающих нетерпеливых и высокомерных принцев Саудовской Аравии, которые считают, что на них возложена великая миссия. В “первом мире” монархи теперь играют исключительно символическую роль как представители суверенной нации, хотя монархиям, как и раньше, приходится искать баланс между загадочностью, которую рождает отстраненность, и нажимом обстоятельств, требующих превратить их в постоянный народный театр. Монархии, стоящие выше партийной политики и связывающие современную нацию с ее корнями и долгосрочным будущим, вполне могут и дальше сохранять свою значимость. Традиционные ценности единения, самопожертвования и самодисциплины могут оказаться очень кстати при столкновении с серьезными испытаниями, которые изменение климата преподнесет даже богатым обществам “первого мира”. Монархия в теории может стать символом этих традиций и ценностей. С другой стороны, молодые представители королевских семейств рискуют попасть в одну из многочисленных ловушек современного культа славы. Сегодня молодежь воспринимает как должное свое право выбирать собственный жизненный путь. Лишь молодые принцы и принцессы понимают, что им уготована тщательно срежиссированная пожизненная роль, которую им придется играть в прозрачном аквариуме под внимательным взором общества. Среди них неизбежно найдутся и те, кто откажется от своей роли в национальной фантазии, и те, кто исполнит ее плохо.
Геополитика, империя, полновластие и лидерство – ключевые темы этой книги. Разумеется, они сохраняют важность, несмотря на исчезновение императорской монархии. До 1914 года ключ к успеху великой державы, очевидно, состоял в том, чтобы некоторым образом совместить сильные стороны национального государства (солидарность, вовлеченность и легитимность) и империи (ресурсы континентального масштаба, влияние и безопасность). Это не изменилось. Лучше любой другой империи эволюционировал Китай, который стал национальным государством, сохранив большую часть территории, пребывавшей под властью династии Цин. Она стала геополитическим фундаментом его могущества. Современные политические образования в Синьцзяне в некоторых отношениях продолжают попытки империй XIX века внушить однородную национальную идентичность как можно большему числу своих субъектов. На другом конце Евразии европейцы рискуют потерять право участвовать в обсуждениях таких важнейших вопросов, как изменение климата, если не создадут институты, способные опираться на ресурсы континентальных масштабов. Создание легитимных и панъевропейских институтов на континенте, который изобрел современный национализм, остается серьезной проблемой для Европейского союза. Их успех зависит от того, насколько эффективно ЕС справится с потенциально колоссальной проблемой, которая с большой вероятностью возникнет на его южных границах под влиянием роста численности африканского населения, изменения климата и миграции.