В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
"А что, собственно, вышло?"
– А если политика?
– спросил он осторожно.
– Так если не эти и... Покойный Дима брезглив был, - сказал Лешаков задумчиво.
– К Родзаевскому я бы не пошел...
– Экий, вы разборчивый!
– разулыбался Виктор, довольный, что не ошибся в выборе.
– Но бог с вами! Не к Родзаевскому, и не к Вонсяцкому.
– Тогда, ладно, - удовлетворенно кивнул Лешаков.
– И подробностей узнать не желаете?
– поинтересовался Федорчук.
– Ну...
– пожал плечами Лешаков.
– Митенька мне бы, наверное, намекнул...
– Я вам
– Валяйте.
– Перестаньте упоминать имя покойного. Меня это раздражает.
– Извините, - серьезно ответил Лешаков.
– Больше не повторится.
И не обманул: за все время ни разу не заговорил по-русски и не вспомнил Митеньку Вощинина. Ни разу. Только однажды, да и то по-французски рассказал любопытную историю, пролившую, как говорят литераторы, свет на его фантастически быстрое согласие на вербовку.
– А все началось с того, - сказал как-то "под настроение", проистекавшее из плотного обеда с не слишком обильной, но
пропорциональной
выпивкой, Лешаков, - что увидел я как-то знакомое лицо... на Rue Maitre Albert увидел.
– Где, где?
– поинтересовался Федорчук, чуя недоброе.
– На Rue Maitre Albert, - повторил Лешаков.
– Я работал шофером на грузовике у "Папаши Гильбэ", ну может, знаете, месье Поль: "Перевезем все что хотите. Спросите папашу Гильбэ". И вот
однажды
вез я пиво... Как раз в пивную на Rue Maitre Albert. Уже разгрузился и еду потихоньку обратно - уж больно много в этот день машин там скопилось, как вдруг мне чуть не на радиатор какой-то псих бросается. Ну я по тормозам, и в сторону. Только хотел выйти, объяснить недоумку кто он есть, как из авто напротив человек со "шмайсером" выскочил. Видел я "шмайсеры", месье Поль, но не в Париже! Я и так на взводе после того блаженного, что чуть под колеса не попал, а тут еще такое... Представляете, зрение вдруг резким стало, как через лупу: все детали вижу. Даже подумать ничего не успел: нога сама на педаль газа нажала, перегазовка и... и третья скорость, разумеется.. Под пули в Париже попадать - никакого интереса... Отъехал уже с квартал - слышу перестрелка, потом взрыв. Поставил я свой Ситроен в гараж и домой, а утром во всех газетах... Ну думаю - пронесло. А потом соображаю - вычислят мой грузовичок, не ажаны, так Гепеу. Узнают, кто за рулем был, и за соучастника пойду. А еще потом вдруг мысль засвербила: тот, со "шмайсером", знакомым мне показался, закрыл я глаза и... как в кино картинка крутится... Разглядел я лицо, но...
– Что же за "но" вы обнаружили, месье Лешаков?
– спросил Виктор.
– Обознался я, - развел руками Лешаков.
– И... и все. А меня и не вычислил никто, да и кому я сдался на своем треханом грузовичке? Там таких в три раза больше было, чем у меня монет в кармане, а они у меня есть.
– И он "звякнул" мелочью, встряхнув полу пиджака...
"
Лешаков?
!"
Федорчук не вздрогнул, - он был уже "на боевом взводе" и внешне на "вызовы эпохи" никак не реагировал, - только задержал руку с зажигалкой, идущую к зажатой в зубах сигарете,
"Вот ведь... Замысловато..."
– Ты как здесь?..
– спросил Виктор, задаваясь нелепым вопросом: действительно ли греки были так наивны, изобретя "бога из машины", как думают некоторые?
– А... Длинная история, - пожал плечами Лешаков и скосил глаза на ногу. То, что он прихрамывает при ходьбе, как и то, что обряжен в форму офицера-интернационалиста, Федорчук уже заметил. Оставалось понять, каким бесом его затащило в Испанию, и что он делает именно в этом госпитале.
"Таких совпадений не бывает... Или все-таки случаются?"
– Ты как здесь?
– спросил Виктор, рассматривая старого знакомого сразу же сузившимися глазами.
– Долгая история, - отмахнулся тот.
– После концерта, если будет время, расскажу. Я, собственно, к Виктории...
– с извиняющейся улыбкой объяснил Лешаков.
– Автограф понадобился!?
– "изумленно" всплеснула руками Татьяна, не удержавшись, чтобы не поддеть "Легионера".
– Ну, в общем-то, да.
– Ты, серьезно?
– удивился Виктор, однако не забыл полуобнять Лешакова за плечи, ненавязчиво подводя гостя к ломберному столику и разворачивая спиной к возможным "читателям с губ".
– Да-а... У меня сосед по палате... парнишка, русский ...
– заторопился Лешаков.
– Митька... Не встает... Автограф просит...
– А может ему "La soupe de poisson"?
– мрачно спросила Татьяна.
Говорили они по-французски, но смысл ее черного юмора до собеседника все-таки дошел.
– Э-э-э...
– поперхнулся Лешаков.
– А-а!
– засмеялся.
– Нет, нет! Он не умирает, нога у него.
– И добавил по-русски:
– ... Ухи не надо!
– "Чапаева" они тоже смотрели.
– В Викторию он влюблен... заочно...
Но на этот раз Виктор его остановил.
– Слушай сюда, Легионер!
– сказал он, и Лешаков тут же подобрался: раз в ход пошли боевые псевдонимы, значит дело серьезное.
– На Викторию готовится покушение, - Виктор говорил тихо, но разборчиво. "Пиликающий" оркестр заглушал звуки речи, а губ его никто теперь видеть не мог.
– ГэПэУ. Будут стрелять с галерей. У тебя оружие есть?
– Найду, - коротко ответил Лешаков, и Виктор почувствовал, как напряглись плечи собеседника.
– Один вопрос... До меня здесь была баронесса...
– Кайзерине можешь доверять, как мне, - сразу же откликнулся Федорчук.
– Чудны дела твои, господи!
– покачал головой Лешаков.
– Ладно. Тогда, я пошел... по галереям прогуляюсь...
– Спасибо, - сказал Виктор.
– С ума сошел?!
– поднял седеющие брови Лешаков.
10.
Кайзерина Альбедиль-Николова, Эль-Эспинар, Испанская республика, 21 января 1937 года 13.10
Выступление Татьяна начала с "Бессаме мучо". С сентября 1936, когда вышла пластинка, песня стала просто-таки ультимативным хитом не только по всей Европе, но и по обе стороны испанского фронта. И сейчас - здесь, в Испании - принимали ее, как и везде, впрочем, с восторгом, переходящим в экстаз. Очень подходящая песня. Времени и месту подходящая...