В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
И вопрос, заданный достаточно громким голосом откуда-то из-за спины, не сразу дошел до сознания, а дойдя наконец, мягко говоря, удивил.
– Месье Поль, - спросил чуть хрипловатый и, вроде бы даже знакомый баритон, - не могли бы вы дать автограф?
Ну, что тут скажешь? "Месье Поль" никогда еще автографов не давал, разве что подписи ставил на счетах и проектах афиш. Потому, возможно, "очнувшись от грез", Виктор несколько излишне резко обернулся к "коллекционеру", так что даже чуть не выронил из дрогнувших от неожиданности пальцев большой красный "Паркер" - Степин подарок, которым Федорчук очень дорожил.
– Разрешите
– спросил "незнакомец", и, не ожидая разрешения, обошел Виктора и отодвинул стул, стоявший слева. Скромно усевшись на краешек и изображая всей фигурой "душевную просьбу", немолодой уже мужчина с жестким сухим лицом и волосами цвета "перец с солью" протянул листок бумаги, вырванный, похоже, из записной книжки:
– Не могли бы вы дать автограф, месье Поль?
– повторил он свою просьбу.
По-французски мужчина - Александр Юрьевич Лешаков - говорил свободно, и акцент имел совершенно не русский, а какой-то центральноевропейский, если так можно выразиться. Да и внешность имел весьма к такому акценту подходящую.
Федорчук посмотрел на Лешакова и перевел взгляд на листок.
"
Митя, я тебя узналъ
", - было написано там по-русски мелким, но разборчивым почерком и с твердым знаком в слове "узнал".
Митя, я тебя узналъ
Ну что ж, в подобном спектакле Федорчук уже однажды - пару месяцев назад - участвовал, и своего визави узнал сразу: Лешаков был старым знакомым деда "покойного" Мити Вощинина, можно сказать даже другом, еще по Сербии, куда Александр Юрьевич попал отнюдь не из Крыма, "как все", а приехал то ли из Америки, то ли вообще из Японии. Митя, тогда еще подросток, много разговаривал с ним о Великой войне, и рассказы Лешакова сыграли, если уж быть откровенным, не малую роль в "политическом становлении" Дмитрия. Александр Юрьевич человек был непростой и образованный, но отнюдь не дворянских кровей, и жизнь знал не понаслышке, а что называется, на собственной шкуре. И на войну пошел добровольцем, став офицером военного времени, что тоже кое о чем говорит, если разбираешься в таких вещах. Но это же объясняло, между прочим, отчего оценки, данные Лешаковым русской армии, ходу войны и политике царского правительства были далеки от благосклонных. А правда, она ведь не всегда красивая, но этим-то приятель деда и подкупал Дмитрия, этим-то и был интересен...
Позже, уже во Франции, они снова, но уже мимолетно пересеклись в начале тридцатых, но потом Митя потерял Лешакова из вида, и вот теперь...
Митя, я тебя узналъ
"Н-да... узнаю брата Колю..."
В этом был весь Лешаков. Увидел где-то, узнал, и полез выяснять отношения. И вроде бы тонко, с подходцем, но, с другой стороны... Если даже ты прав, разве не ясно, что тебя никто не ждет, иначе зачем весь этот цирк? И вроде бы битый жизнью волк, ан, нет, романтик, твою мать! Ну, как же, как же, все-таки внук старого друга! И ведь не отошьешь, как Корсакова. Этот упорный, и свое понимание имеет по любому поводу...
"Вот же..."
Голова работала удивительно быстро. Можно сказать, стремительно. Люди так не думают, просто не успевают. Ну, может быть все-таки и думают, но не часто и не все, и только в исключительных обстоятельствах. Но Виктор и был "не все", и случай, бесспорно, вышел исключительный.
"Ну, и что с тобой делать, дядя Саша?"
"Но, с другой стороны..."
Федорчуку вдруг пришло в голову, что на городских партизанах Валуа свет клином не сошелся. А Лешаков, мало что войну прошел, ещё и в Иностранном легионе служил.
– Кому посвящать?
– спросил он по-французски Лешакова.
– Спасибо!
– выпалил тот, ловя глазами взгляд Виктора.
– Это для дочки...
– Как зовут вашу дочь, месье?
– терпеливо уточнил Федорчук.
– Женевьева, - неуверенно ответил Лешаков.
– Женевьева...
– Федорчук скомкал листок, что положил перед ним нежданный знакомец, кинул в пепельницу, подпалив "ненароком" небрежным движением спички, взглянул пытливо на визави, как бы спрашивая, "вы ВСЁ поняли, месье?", и, вырвав из своего собственного блокнота лист, стал писать по-французски "наилучшие пожелания" мадемуазель Женевьеве.
– Вот, - сказал он, закончив, и снова посмотрел на Лешакова.
– А что, месье, не выпьете ли вы со мной рюмочку коньяка? Попозже... вечером, а? Вы ведь первый человек, попросивший у меня автограф. Были бы девушкой, тогда ладно, но...
– Да, - кивнул Лешаков, сообразив наконец, о чем идет речь.
– С удовольствием. А где?
– А давайте, сразу после окончания выступления мадемуазель Виктории... Я ей только скажу, что вот, мол, автограф попросили... Ну и зайдем куда-нибудь поблизости. Не возражаете?
– Не возражаю, - оторопело выпалил Лешаков и, поспешно встав, пошел прочь.
"Стремное дело..." - но все-таки сейчас Виктор склонялся к тому, что убивать "Дядю Сашу" не придется. И, как вскоре выяснилось, так оно и получилось. Не пришлось.
Они встретились почти в полночь в маленьком баре недалеко от варьете. Виктор заказал коньяк и они сели за столик в углу.
– Видите ли, месье... э?
– сказал Виктор, закуривая.
– Лешаков, - с лёгкой ухмылкой ответил собеседник, уже вполне освоившись, по-видимому, с ситуацией.
– Так вот, месье Лешаков, - кивнул Федорчук.
– Проблема в том, что Дмитрия Вощинина, царствие ему небесное, убили еще в феврале, а позже, вы ведь читаете газеты? Позже его останки нашли и похоронили по православному обряду. Я ясно излагаю?
– Вполне, - сухо откликнулся Лешаков.
– Тогда, возникает вопрос, а надо ли нам тревожить прах усопшего?
– А вы... вам он живой ни к чему?
– Очень метко замечено!
– продолжая улыбаться Федорчук пригубил коньяк.
– Никому он, дядя Саша, не нужен, и более того, живой он крайне опасен... для вас, месье Лешаков, да и для меня... Так что, пусть покоится с миром. Вы как к этому относитесь?
– Да я, в принципе... Ты только скажи... Скажите... Это как-то связано с ГэПэУ?
– ГэПэУ?
– нахмурился Федорчук.
– Вот от этих господ, Александр Юрьевич, если прослышат про вашу ошибку, могут проистечь очень большие неприятности. Просто даже боюсь себе вообразить...
– Так может, тогда, и для меня дело найдется?
– прищурился вдруг Лешаков.
– Дмитрий... покойник... был мне, как родной, и если не ГэПэУ... так хоть поезда почтовые грабить.
– Вы серьезно?
– честно говоря, Виктор сильно удивился. Предполагал, что придется долго ходить вокруг да около, завлекая и вербуя, а вышло...