В третью стражу. Трилогия
Шрифт:
–
"
Ты
знал
!
Ты знал, сукин сын!"
Настроенеие поднялось, невольная шутка водителя удалась.
Напряженное ожидание превратилось в предпраздничное.
"Скоро
***
Из дверей особняка навстречу Татьяне вышли двое.
"Век бы их всех не видела!"
– Доктор Хосе Антонио Берганса, к вашим услугам, - представился высокий седой мужчина в круглых очках, учтиво - на старорежимный лад - поклонившись Татьяне. Похоже, французским языком он владел "совсем немного", так что услуги переводчика лишними не оказались.
– Профессор Берганса - главный врач госпиталя, - объяснил переводчик.
– А это мой заместитель по хозяйственной части дон Энрике Бестейро, - продолжил главврач, представив спутника.
"
Дон, а не товарищ
", - отметила Таня, улыбаясь встречающим и выискивая глазами знакомую головку Кайзерины - бронза, густое красное вино и темный горный мед.
– Очень приятно, Виктория Фар, - вежливо сказала она вслух.
"А вдруг ее остригли? Вот ужас-то!"
Между тем, оба мужчины улыбнулись - кто же не знает диву Викторию. Кинопередвижка от фронтовой агитбригады приезжает в госпиталь каждую неделю.
Переговариваясь между собой и вообще производя, на взгляд Тани, слишком много шума, подтянулись оркестранты из остановившегося в отдалении автобуса.
– Вы как раз после обеда, начал хозяйственник, - не хотите ли перекусить?
– О нет, - откликнулась Татьяна, - если можно, воды и кофе и что-нибудь сладкое, но легкое: печенье или бисквиты. Музыканты, знаете ли, как животные в цирке: хорошо работают только на пустой желудок!
Все засмеялись.
– Сделаем, - сказал дон Энрике.
"Или мне следует называть его товарищем?"
– - А где вы предполагаете, состоится мое выступление?
– спросила Татьяна.
– На втором дворе, - "компаньеро" Бестейро сделал неопределённый жест рукой куда-то назад и в сторону.
– Мы там устроили помост и подготовили... эээ... сидячие места для пациентов, то есть для зрителей, разумеется...
Он смешался.
– Хорошо, - кивнула Татьяна и, повернувшись к Виктору, сделала "страшные глаза":
– Месье Поль посмотрите, пожалуйста, что там и как. А мне бы умыться с дороги, - улыбнулась она главврачу и его заместителю.
– Пройдемте со мной, сеньорита, - предложил Берганса, сопроводив слова приглашающим жестом.
– И, господа оркестранты, прошу вас.
***
Между тем, Федорчук с "хозяйственником" прошли во внутренний двор - уже третий, если считать еще и хозяйственный, но богатые люди везде - и в Испании тоже - живут на широкую ногу. И эта просторная, как дворец каких-нибудь французских герцогов,
– Ну, что ж, неплохо.
И в самом деле, все оказалось исполнено просто, но с умом. Невысокую сцену сложили из плотно сдвинутых, поставленных друг на друга - в два слоя - ящиков. Судя по размеру, окраске и маркировке, ящики были из-под артиллерийских снарядов крупного калибра. "Сидячие места" - тоже устроили из ящиков, причем в передних рядах использовали небольшие, а в дальних - побольше. Ну, и стулья на галереях второго этажа, - для тех, кто не может спуститься вниз...
– Гм...
– начал Федорчук, - а куда мы посадим оркестр?
– Карамба!
– выругался хозяйственник.
– Совершенно не подумал! Сейчас принесем из столовой стулья. Сколько человек в оркестре? Я, простите сеньор, не запомнил, двенадцать или тринадцать?
– Двенадцать, - ответил Федорчук.
– И еще, в нижней галерее, за "сценой", - поставьте, если можно, какую-нибудь ширму, что ли, столик и два-три стула... И попросите принести сюда кофе, и, если можно, сока - это для Виктории.
– Сделаем!
– живо откликнулся Бестейро.
"Похоже это его любимое словечко. Хороший завхоз!" - решил Виктор и поощряющее улыбнулся.
– И, да...
– добавил он, увидев на противоположной стороне двора, в тени галереи знакомое лицо, - еще пепельницу, пожалуйста.
– Пепельницу?
– поднял брови сеньор Бестейро.
– Да, - кивнул Федорчук, сердце которого, "сорвавшись с цепи", уже летело к покуривающей в теньке женщине.
– Вообще-то, - сказал он, преодолевая нетерпение, - певицам курить вредно, но мадемуазель Фар иногда... Ну, вы понимаете?
– улыбнулся он через силу.
– А я, - и вовсе не певица... Извините!
И он опрометью бросился через двор.
7.
Кайзерина Альбедиль-Николова, Эль-Эспинар, Испанская республика, 21 января 1937 года, 12.50
"Райк! О, господи!" - она так и не научилась называть этого человека Виктором. Виктор - это какой-то незнакомый ей украинский мужик, родом то ли из Питера, то ли из Киева... А Раймонд, Райк, Мундль, как сказали бы в ее родной Австрии, это был более чем друг. Как ни странно, его она понимала и принимала даже с большей легкостью, чем новую "инкарнацию" старой подруги.
– Мундль!
– выдохнула она, оказавшись в его объятиях. И хрен бы с ней, с болью, ударившей в плечо от неосторожного движения сильных мужских рук.
– Мундль!
– Кисси! Золотко!
– Сеньор! Сеньорита!
– дон Энрике явно чувствовал себя не в своей тарелке, и, разумеется, он был потрясен, обнаружив, что одна из пациенток госпиталя так бурно "здоровается" со спутником дивы Виктории и, вроде, не просто спутником.
"Провались ты к дьяволу в пекло!"
Но если уж пошла "непруха", так по полной программе.