В змеином кубле
Шрифт:
Неужели Кармэн все-таки ошиблась? И дуэнья — именно та, кем кажется. В последний раз чутье так только с собственным дядей подвело. Который Георг.
— Неужели всё — настолько плохо? — искренне изобразила тревогу герцогиня. — А моя бедная дочь пропала в Аравинте…
А вот об этом — зря. Слезы рванулись наружу сами. А удерживаемые силой — нестерпимо жгут глаза.
Холодно. Зря Кармэн надела столь тонкий плащ. И зря не сохранила Аравинт, но это от нее не зависело.
— Мне очень жаль… — Голос дуэньи — как из тумана.
— Ничего. Я верю, с Беллой всё будет в порядке.
— Беллой? Да, ваша дочь ведь тоже — Белла. Арабелла. Прошу простить меня…
— Ничего… Это вы меня простите. Я прервала ваш рассказ о другой Белле — вашей ученице. Она — настолько непослушна?
А вечер — настолько прохладен. А воздух — свеж. Только птицы не поют.
Странно. В Аравинте, Вальданэ, Ильдани, даже в Ритэйне — пели. А в столице Мэнда — нет. А ведь сад будто для них предназначен. Огромен, ветвист.
— О, Иза — невыносима. — Другое сокращение — чтобы собеседнице было не так тяжело? — Она может запереться у себя в комнате и не выйти к обеду. Как, например, сегодня — опять. Она может сутками не выходить. Совсем отбилась от рук.
Именно. Если Иза вдруг исчезнет из дома — ее побег даже не сразу обнаружат, правильно?
Вопрос следующий: а сейчас-то девочка еще в особняке?
3
Конечно, если в доме полно шпионов, то нежелание их видеть для юной девицы вполне допустимо. И не только для нее. Для некоторых не столь юных вдовиц, к примеру…
Особенно если юная Изабелла уже понимает, что заорать прямо о своем нежелании — категорически нельзя. Или все-таки не понимает? Кармэн, будучи лишь чуть младше, орала за милую душу всё, что считала нужным. И полагала себя ужасно смелой.
— … А по ночам имеет привычку вставать и разгуливать по дому, представляете?
Лунатизмом страдал в Вальданэ один из кавалеров. Правда, в его случае болезнь подозревали лишь отговоркой. Чтобы беспрепятственно (и безнаказанно!) проникать в спальни интересных дам.
Правда, оправдывало его, что в спальни кавалеров он лазал не реже. Не имея при этом склонности к квиринским забавам. Но насмешники утверждали, что это он так — для конспирации…
— По ночам здесь бывает душно — сами чувствуете…
Странно, а Кармэн даже здешние вечера показались холодными — не то что ночи. В Аравинте сейчас стоит жара. А в Мэнде Кармэн кутается в плащ. И жалеет, что не взяла потеплее. И дуэнье ничуть не жарко — в ее многослойных платьях.
Впрочем, может, так — только сегодня?
— Я тоже не люблю жару, — соврала Кармэн. — Но ведь подверженные влиянию луны иногда вылезают в окно.
Или влезают. Как тамошний кавалер. В спальни дам. И других кавалеров.
Кстати, к парочке, действительно развлекающейся по-квирински, он не попал ни разу.
— Это может быть опасно. Если сорвешься с крыши…
— А что
А теперь вопрос: кто на самом деле лазает здесь по окнам? Потому что истории о родственниках-лунатиках обычно стараются всеми силами скрыть. А отнюдь не выболтать беглым иностранкам, с кем знаком без дня час. Даже сумасшедшие занудные дуэньи. Особенно дуэньи. Они-то как раз осведомлены о правилах приличия лучше хозяев дома.
Пойманному вору выгоднее назваться бродягой, убийце — вором. Вопрос: так кто же такая юная Изабелла? И в ней ли тут дело, или первая догадка Кармэн — верна?
Во всяком случае, спать в этом доме лучше с закрытыми окнами. Невзирая на высокий второй этаж и нелюбовь к духоте. Придется перед сном проветрить получше. И спать ночью поменьше. И радоваться, что вчера — обошлось. Когда Кармэн еще не успела поблуждать по вечернему саду с заботливой дуэньей.
Если понадобится — всегда можно вздремнуть после обеда. Всё равно заняться нечем. А днем тут не шляется по дому даже юная Изабелла.
— Бедная девочка, мы все ее так жалеем! — Будто и не она требовала для воспитанницы розог и немедля. — Ох, простите меня! У вас самой такое горе, а тут я со своим… Во всяком случае, в ночных блужданиях Иза не виновата. А вот днем она — абсолютно невыносима…
И значит, любые ее дневные выходки будут тоже объяснимы легко. Как и все прочие странности в доме. Во имя Творца и всех голубей его, что здесь творится на самом деле?!
— Расскажите мне о Мэнде, — попросила Кармэн, плотнее кутаясь в плащ. То ли от собственных догадок, то ли от свежести мэндского вечера.
Тут поневоле скромницей станешь. Платье целомудренной дуэньи — куда теплее.
— Боюсь, мне сложно ввести вас в курс политики и моды. Мое положение не дозволяет мне бывать при дворе.
А здесь к этому кто-то стремится? Кроме, может, юной Изабеллы? И куда менее юной Анжелики, запертой в монастырь чуть ли не в детстве? Или даже в детстве.
Или чем дальше от пожара, тем целее будешь? Лучше уж мерзнуть в вечерних графских садах. Если, конечно, рядом с пожаром не держат твоего сына.
— Я бы так хотела помолиться, — как можно благочестивее заявила Кармэн. — О здоровье моей бедной дочери. И чтобы поскорее увидеть ее снова.
— У нас… у господина графа есть просто чудесная домовая церковь.
— Это замечательно. И очень, очень правильно. Но мне… мое бедное сердце так хочет помолиться где-нибудь в городской церкви. Знаете, смешаться с народом. Ощутить себя одной из многих дочерей Творца, Всепрощающего и Милосердного…
На лице дуэньи на миг, но промелькнул непроглядный ужас. И отразил змеевщину в Мэнде лучше любой картины Эдмунда Гранта. Даже «Падения в Бездну».