В змеином кубле
Шрифт:
Вот такого же «вояку» и его приятелей напоминают и девицы этого борделя. Да и сама бордель-маман, в общем-то.
На третий день Эйда сумела перестать бояться предательства. Почему эта насквозь подлая баба в мехах и перьях вообще согласилась принять абсолютно бесполезную девицу — неизвестно. Но можно догадаться. Скорее всего — банальный шантаж со стороны прежней хозяйки. И, судя по всему, та вместе с гостьей и угрозами передала и опасность для жизни «лишних свидетелей».
Использовать Эйду как других девиц новая бордель-маман тоже не пытается.
Собственно, здесь гостье велено соблюдать только три правила. Не выходить на улицу никуда, кроме сада. И то — желательно через черный ход. Не спускаться вниз, когда там клиенты. И вообще не выходить из комнаты каждый пятый день недели. До самого утра. А утро — это не рассвет, а когда просыпаются девочки. Работающие далеко за полночь. У которых одна радость в жизни — кое-как выспаться и тайком наесться сластей.
Эйда с детства не привыкла задавать вопросов. Не ее дело. Так же она собиралась поступить и на сей раз. Вот только не учла, что за последние месяцы проблемы окружающих перестали быть ей «чужими».
Впрочем… а были ли они таковыми хоть когда-нибудь? Полтора года от восстания до обвинения Ирии — не в счет. Эйду мертвую привезли из Лютены, мертвую конвоировали в монастырь и обратно в замок.
Но она не смогла смолчать, когда Ирию заточили в аббатство. Когда приехал Алан Эдингем. Когда рванулась за Мирабеллой в столицу — к Ревинтеру, к Змею на рога. Когда решила скрываться от церкви.
Эйда разучилась молчать — и сама не заметила, как и когда. Бояться правда не перестала… но иногда приходится действовать вопреки страху. Просто стиснуть зубы — и идти вперед. Потому что иначе — нельзя. Иначе сам не сможешь себя потом простить.
Да и просто — не выдержишь. Будто тебя несет вперед — как море штормовую волну, или туго натянутая тетива — стрелу. Ни волне, ни стреле не изменить своей судьбы — как бы им ни было страшно.
Интересно, Ирия, когда рисковала, влезая на самые высокие деревья или переплывая бурную реку, действительно чувствовала тот «пьянящий восторг», о котором говорила? Или просто каждый раз заново преодолевала страх? Что-то доказывала сама себе?
Пятый день недели совпал с шестым днем пребывания Эйды здесь. Она и прежде предпочитала есть у себя, вдвоем с дочерью. А свободное время, когда Мирабелла спит, проводить за чтением Артура Ленна. Или Эжена Лансена. В родном замке Эйду пугало пристрастие сестер к эпическим трагедиям, где положительных героев или перебили в первых главах, или можно искать днем с толпой слуг, и все с факелами. И не найти. Потому что авторы любят «жизненные» сюжеты и «неоднозначных» персонажей.
А в последнее время Эйда сама пристрастилась именно к таким книгам. Только Мирабелле их не даст никогда. Девочка и так видела зла куда больше, чем следует в неполных два года.
Сегодняшний вечер планировался таким же, как пять предыдущих. Эйда, Мирабелла, скромный ужин, сказка на ночь дочери, Артур Ленн для себя. Краткие раздумья перед сном, и — здравствуй, ночной отдых.
Сказки
Конечно, без тревог о будущем лучше бы обойтись. Но жить сегодняшней минутой выходит только в течение дня. Кров и пища есть — и хорошо. А вот ночью оживают все тревоги — хоть какая скопится усталость. Даже если уже руки-ноги не шевелятся.
А сегодня еще Мирабелла капризничает — несмотря на все уговоры и сказки. Хоть Ленна ей читай.
— Здесь плохое место, — наконец изрекла она. Впервые за всё время. — Мама, нам надо уйти отсюда.
К столь связным и серьезным речам дочери Эйда уже привыкла. И даже к тому, что малышка часто права.
Но уйти? Куда — на улицу? К бродягам, убийцам и насильникам? Или в то самое заведение ' с необычными вкусами'?
— Здесь те, кто за нами охотится? — совсем тихо прошептала девушка. Стараясь подавить панику. Хотя бы в голосе.
Уходить — так уходить. Но нельзя показывать страх в присутствии маленького ребенка, который еще точно не в силах сам себя защитить. И пока еще верит, что это сумеет мама!
Значит, маме придется… И так уже спросила ребенка о том, о чём ему еще задумываться не положено.
Придется уходить. Мирабелла видит и чувствует много больше Эйды. И спрашивать, как она это делает, — бесполезно. Главное — действует.
Уже — действовало. Хотя бы в тех подземельях.
— Нет. Не за нами. Просто плохие люди. Сюда ходят очень злые люди, мама. И делают очень плохие вещи. Совсем плохие.
— Не жрецы? — Эйда перевела дух.
Уже лучше! Плохие люди ходят везде. Покажите место, где их нет.
— Мы в опасности?
— Пока нет. Но здесь плохо.
— Мирабелла! — лиаранка ласково обняла дочь. — Пойми — нам сейчас совсем некуда пойти. Поэтому, если мы в безопасности — нам нужно остаться здесь еще на какое-то время. Ненадолго. Понимаешь? Нам придется.
— Понимаю, — зеленые глазенки совсем не по-детски серьезны. — Мам, обещай: как только нам будет куда — мы уйдем отсюда. Здесь плохо!
— Обещаю.
Шаги за дверью дочь расслышала раньше матери — та прочла это в ее глазах.
Точнее — какие там шаги? Заполошный бег!
— Помогите! Помогите! Да помогите же мне!.. Спасите!..
— Жюли, немедленно вернись! — А вот этот прекрасно различимый отсюда ледяной голос точно принадлежит бордель-маман. — Жюли, я вынуждена буду принять меры.
— Сударыня, пощадите ради Творца! Я — дочь священника! Мой бедный батюшка…
— Жюли, твой дядя и опекун посчитал, что здесь тебе будет лучше! Прекрати немедленно — или отправишься к новому хозяину связанной и с кляпом во рту!
Хозяину? Она сказала — «хозяину»?
Эйда и раньше слышала о так называемых «торгах». Подруги из прежнего борделя рассказывали. И даже они — с неодобрением.