В змеином кубле

Ружникова Ольга

Это с кем? И почему к этим «ним» совершенно не тянет? Даже меньше, чем к покойному Юстиниану. В его покойной ипостаси.

— Я — сама по себе, — с трудом удается выдавить.

— Так не бывает. — Грустный взгляд, грустная улыбка, еще грустнее — смех. — Выпей, Элгэ…

— Нет.

2

— Выпей, Элгэ.

Все-таки лишилась чувств. И, похоже — надолго.

Смуглое немолодое лицо. Ни застывшей улыбки, ни вековой печали. Никаких

красных демонов и змеиной пляски.

И сама банджарон, слава Творцу, не танцует, а стоит у постели Элгэ. У груды мятых плащей. Тех, что чистые.

Стоит и протягивает чашу с чем-то малоприятным на вид. И это — единственное, чем странный сон похож на реальность.

— Выпей, Элгэ.

А куда деваться? Разве что обратно в обморок. К Ичедари и алым демонам.

И пить там придется тоже.

— Ладно, — девушка осторожно приняла чашу. Круглую, глиняную… с непонятной пестрой росписью.

Только бы руки не дрогнули. Или хоть Эста с ворожеей этого не заметили.

Что же тут все-таки за знаки? Древняя руническая письменность? Клинопись с чудом уцелевших табличек давно исчезнувших стран? Тех, что сметены с лица подлунного мира еще до рождения Квирины.

А питье — действительно горькое. Почти как жизнь. Зато в голове яснеет. А раскаленный шар остывает и прекращает плясать. Хорошо бы — надолго. В «навсегда» уже даже не верится…

— Вы нашли Азу? Как Валерия?

Голос хрипит. Почти как после той пули в груди.

Только что не так больно.

— Валерия — плохо, — качнула головой старуха. Впрочем, Азы она моложе на поколение. — За Азой без тебя не ходили. Ты можешь слышать и говорить, Элгэ из рода Илладэн?

— Более-менее, — усмехнулась она.

Ноги всё еще вряд ли удержат. Но ведь можно пока и не вставать. А там, глядишь, чудо-зелье подействует и дальше.

— Что еще произошло на арене Храма Солнца? Кроме того, что ты поведала Звезде, Элгэ Илладэн?

— Ты о том, что мы с Азой варили зелье? Или что Валерия Талес его не пила?

— О том, что патриций Поппей Нероний Август с почетным прозвищем Кровавый Пес найден мертвым в шкафу. За кулисами арены. Его особняк ныне охраняют преторианцы. Аза — действительно там. И как ты и сказала: вместе с еще одной банджарон, Ристой. И нам ее оттуда не вызволить — даже если все таборы Сантэи в кои-то веки объединятся…

Чудесная новость, «Элгэ из рода Илладэн». Ты — просто дура. Истеричная дура, не придумавшая другого места, кроме стенного шкафа. Проще было бросить Поппея посреди арены! Глядишь — и в самом деле решили бы, что богиня покарала. Личным вмешательством в дела смертных.

— … а уж с помощью одного табора Азы мы не справились бы точно. Даже если бы они нам помогли…

Даже если бы не были так злы на некую илладийку. А заодно и на Ристу.

И

так продажны и трусливы.

— А они уже отказали, — подвела итог Элгэ.

Эсте еще простительна подобная наивность. Но пожилой женщине? Выросшей в таборе?

— Ты не виновата, — с жалостью глядя на илладийку, проговорила старуха. С жалостью? — Я это понимаю. Ты не знала…

— Не знала — о чём?

— Не знала законов страны, где оказалась. По древнему указу еще Аврелиана Первого за насильственную смерть квиринского патриция (если это случилось не на войне) отвечают головой все его рабы, вольноотпущенники и семья убийцы. Равно как и все рабы и вольноотпущенники убийцы. Если, конечно, он — сам не патриций.

Что за дикость, Темный и все змеи его?! И Танцующая Ичедари в придачу! Подобное возможно лишь во времена того самого Аврелиана Затертого…

Да и то — слишком дико. Змеи побери, да такого даже «дядюшка Гуго» не устраивал! И Валериан Мальзери с графом Адором.

— При чём здесь вольноотпущенники? — ухватилась за второстепенный вопрос Элгэ.

— Ни при чём. Вольноотпущенники — под вопросом, согласно декрету Камилла Третьего Варрона еще сто шестьдесят девять лет назад. Будь Поппей убит в собственном доме — вольноотпущенники ответили бы за то, что не уберегли господина. Но раз он окочурился в Храме — их, скорее всего, пощадят. В отличие от рабов. А также табора Азы и ее самой. И Ристы, конечно.

— А табор с какой… — илладийка осеклась.

— Потому что главная подозреваемая — юная красавица-банджарон из табора. Объявленная Поппеем его рабыней и выведенная на арену в качестве «жрицы». И не оценившая такой чести.

— Будет разборчивее в рабынях! — процедила Элгэ.

— Несомненно — в Бездне Вечного Льда и Пламени. Если в число мучений там входят рабыни.

Багровые факелы, дикая усталость, чужое осуждение.

— Чего ты хочешь? — по-волчьи оскалилась илладийка. — Чтобы я пошла и сдалась властям? Смею тебе напомнить, по законам Замшелого Юлиана Первого (раз уж эти дикари их всё еще придерживаются) — ничьей казни это не отменит.

— Ты знала законы… — мертвым голосом проговорила старуха.

— Я изучала историю Древней Квирины. Просто не знала, что Квирина — всё еще Древняя.

— Перестань, Элгэ, — впервые за всё время вмешалась Эста. Раньше она была нетерпеливее. И не такой уважительной к старшим. В детстве юная Триэнн нарушала все возможные правила приличия, а Элгэ Илладэн казалась благоразумной. — Тебя никто не пытается обвинять.

Правда?

— И Мудрейшую интересует не это, поверь.

Элгэ в гробу видела называть кого-то «Мудрейшей». Возраст — еще отнюдь не символ хоть одного приличного качества.