В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
Апокалипсиса должно было войти в поэму "Странствующий жид". Но
переложение так разрослось, что поэт выделил его в самостоятельное
произведение, написав сокращенный вариант для поэмы.
13 ...статейки религиозного содержания.
– - Речь идет о цикле
прозаических статей "Мысли и замечания", куда вошли статьи философско-
религиозного содержания.
14 А когда допел он...
– - цитата из стих. "Царскосельский лебедь"
Жуковского.
15 Аллегорическую природу стих. "Царскосельский
П. А. Вяземский. 20 января/3 февраля 1852 г. он писал Жуковскому: "Ах ты мой
старый лебедь, пращур лебединый, да когда же твой голос состареется? Он все
свеж и звучен, как и прежде... Да что это за лебедь, вымысел, аллегория или
быль?" (ПВЖ, с. 70).
Вл. Кривич
НА КЛАДБИЩЕ
АЛЕКСАНДРО-НЕВСКОЙ ЛАВРЫ
29-го ИЮЛЯ 1852 ГОДА
О дети, о друзья, на мой спокойный прах
Придите усладить разлуку утешеньем.
В сем гробе тишина; мой спящий взор закрыт;
Мой лик не омрачен ни скорбью, ни мученьем,
И жизни тяжкий крест меня не бременит.
Спокойтесь, зря мою последнюю обитель;
Да мой достигнет к вам из гроба тихий глас,
Да будет он моим любезным утешитель;
Открыто мне теперь все тайное для вас.
Стремитесь мне вослед с сердечным упованьем,
Хранимы Промысла невидимой рукой:
Он с жизнью нас мирит бессмертья воздаяньем;
За гробом, милые, вы свидитесь со мной1.
Это голос нашего ветерана-поэта, которого мы недавно похоронили, голос
нашего Жуковского. Идите, русские люди, и поклонитесь праху поэта; этот прах
теперь покоится не в чужой земле, не между чуждых гробов, а покоится на
родине, подле другого драгоценного нам праха, близ гробов многих знаменитых
русских людей. Поэт любил мечтать о прекрасной загробной жизни, которая
дается в дар любящим все прекрасное, и вот он дождался: его прекрасная душа
теперь наслаждается и вечно будет наслаждаться этою жизнию; а его могилу с
любовью будут посещать и наши внуки, и правнуки, и все грядущие поколенья.
Завидная участь! но такова участь всех, кто может от чистого сердца сказать
вместе с Жуковским:
Не в радостях быстрых, не в ложных мечтах
Я видел земное блаженство,
Что может разрушить в минуту судьба,
Эсхин, то на свете не наше;
Но сердца нетленные блага: любовь
И сладость возвышенных мыслей...
При блеске возвышенных мыслей я зрел
Яснее великость творенья;
Я верил, что путь мой лежит по земле
К прекрасной, возвышенной цели2.
Я не был в церкви, где стоял гроб Жуковского, не видал печальной
церемонии при отпевании,
красноречивые описания. В то время я бродил по кладбищу, беспрестанно
подходя к новой могиле, уже готовой принять прах поэта. Здесь стояли два
могильщика, приготовив полотно для спуска гроба; приходившие беспрестанно к
ним обращались с вопросами, и они часто указывали на соседнюю
беломраморную гробницу, перед которою всякий останавливался с
благоговением, произнося имя Карамзина. Прошло с лишком двадцать шесть лет,
как по всей Руси пронеслась горестная весть об утрате историка русского народа;
двадцать шесть лет назад эта могила была еще свежая, и много горячих слез на
нее падало; в двадцать шесть лет много памятников окружило эту славную
могилу, и наконец возле нее осталось только одно праздное место. Теперь и оно
занято, но занято прахом славного поэта, который был не чужд Карамзину,
проходя с ним по одному поприщу -- благородному и возвышенному: он может
назваться родным братом Карамзина. Где же лучше всего, как не тут, можно было
избрать место для могилы Жуковского? Эти две могилы родственны между собою
точно так же, как в некотором от них отдалении родственны две славные могилы,
перед которыми с благоговением останавливаются русские люди, могилы
Гнедича и Крылова. Друзья и сослуживцы при жизни, оба эти поэта дружно и
благотворно действовали на своем поприще: один нас знакомил с богатою
гомеровскою поэзией3, подарив нам книгу, по которой несколько веков вся
Греция воспитывала свой дух, по которой и мы часто воспитываем свое сердце и
развиваем свой эстетический вкус; другой знакомил русских людей с самим
собою и, показывая им все их стороны, заставил их с уважением смотреть на
самих себя. Оба они зараз исполняли великую задачу: один старался, чтобы
русский человек сознал самого себя, -- как необходимое дело для всякого
духовного развития; другой старался, чтобы русский человек узнал то, что было
вне его сферы, другой мир, другую жизнь, и чрез то получил бы возможность
ясно сознавать свою общечеловеческую сторону и только под ее строгим
влиянием развивать свою народность. Такую же связь в действии, на одном и том
же поприще, мы замечаем между Карамзиным и Жуковским: оба они особенно
действовали на наше сердце, возбуждая в нас эстетическое чувство; один увлекал
прекрасною, гармоническою, простою речью, до него неслыханною, другой --
прекрасным поэтическим стихом, также прежде неслыханным; один нас знакомил
с нашею собственною историей, заставил нас оглянуться на наше прошедшее и