В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

Коллектив авторов

(Стр. 467)

1 ...краткую записку о Жуковском...
– - Вероятно, она была написана

Елагиной после смерти Жуковского для Шевырева, который работал над статьей

"О значении Жуковского в русской жизни и в поэзии".

2 ...запискою ее покойной сестры...
– - Имеется в виду статья А. П. Зонтаг

"Несколько слов о детстве Жуковского", написанная по просьбе М. П. Погодина

для Москв.

3 Ошибка памяти А. П. Елагиной: Жуковского только

собрались записать

в военную службу, как вышел указ Павла I о запрещении записывать малолетних

дворян в военную службу; поэтому Жуковский пробыл в отъезде не 2--3 года, а

несколько месяцев.

4 ...комедии Коцебу...
– - В 1802 г. Жуковский перевел комедию Коцебу

"Ложный стыд". Другие переводы комедий Коцебу Жуковским неизвестны, хотя,

по свидетельству А. И. Тургенева, связавшего переводы с Дружеским

литературным обществом, "с поправками Жуковского появился в печати почти

весь театр Коцебу" (РА. 1877. No 8. С. 487).

5 Имеется в виду роман А. Коцебу, переведенный Жуковским в 1800 г.

под названием "Мальчик у ручья".

6 ...в деревне у тетки моей Протасовой...
– - В деревне Муратове,

принадлежавшей Е. А. Протасовой, Жуковский жил в 1811--1814 гг.

7 Это свидетельство А. П. Елагиной расходится с воспоминаниями И. П.

Липранди в наст. изд.

8 Ошибка памяти Елагиной: преподавателем русского языка при вел.

княгине Жуковский был назначен в октябре 1817 г.

H. П. Барсуков

ИЗ КНИГИ

"ЖИЗНЬ И ТРУДЫ М. П. ПОГОДИНА"

<...> Авдотья Петровна Киреевская возвратилась с детьми в Долбино.

Сюда в начале 1813 года переехал Василий Андреевич Жуковский, ее близкий

родственник, воспитанный с нею вместе, который еще с детства был с нею

дружен. Жуковский прожил здесь почти два года1. В конце 1815 года он оставил

свою белевскую родину; поехал в Петербург для издания своих стихотворений,

надеясь возвратиться скоро, думая посвятить себя воспитанию маленьких

Киреевских и вместе с тем принять на себя опекунские заботы2. Жуковскому,

однако, не суждено было возвратиться в Долбино и поселиться "среди соловьев и

роз". Он остался в Петербурге, вступил в службу при дворе; но и оттуда писал в

свое любезное Долбино: "Знаете, что всякий ясный день, всякий запах березы

производит во мне род Heimweh {тоска по родине (нем.).}"3. <...>

Несколько лет, проведенных вблизи такого человека, каков Жуковский, не

могли пройти без следа для братьев Киреевских. Иван развился весьма рано. <...>

Десяти лет Иван Киреевский был коротко знаком со всеми лучшими

произведениями русской словесности и так называемой классической

французской

литературы, а двенадцати он хорошо знал немецкий язык. Конечно,

тихие долбинские вечера, когда Жуковский почти каждый раз прочитывал что-

нибудь, только что им написанное, должны были иметь сильное влияние на весь

строй его будущей жизни; отсюда, быть может, его решительная склонность к

литературным занятиям, идеально-поэтическое настроение его мыслей. Для

Ивана Киреевского Жуковский всегда оставался любимым поэтом. Излишне,

кажется, говорить об их дружеских отношениях, не изменявшихся во все

продолжение их жизни. Жуковский горячо любил Киреевского, вполне ценя и его

способности, и возвышенную чистоту его души. При всех литературных

предприятиях Киреевского Жуковский спешил являться первым и ревностным

сотрудником и, если обстоятельства того требовали, энергическим заступником4.

Зная Киреевского, он всегда смело мог ручаться за благородство его стремлений,

за искренность его желаний блага. Впоследствии Жуковский писал А. П.

Елагиной: "...в вашей семье заключается целая династия хороших писателей --

пустите их всех по этой дороге! Дойдут к добру. Ваня -- самое чистое, доброе,

умное и даже философское творение. Его узнать покороче весело"5. <...>

<...> Все это [споры по поводу издания "Московского вестника"] огорчало

Погодина и наводило на него даже уныние, апатию, но Жуковский явился его

утешителем. "Благодарю вас, -- писал он ему, -- от всего сердца за ваше любезное

письмо и за ваши литературные подарки. Будучи в чужих краях, я не мог

познакомиться с вашим журналом -- он где-то гуляет по Европе, а до меня не

добрался. Здесь, в Петербурге, я просмотрел все книжки с большим

удовольствием. Вы сами хороший работник и имеете умных сотрудников. Я от

всей души пожалел о Веневитинове -- чистый свет угас слишком скоро. У него

было много прекрасного в душе, нравственного и поэтического. Шевырев

прекрасная надежда. Хомяков поэт. В час добрый. Об вас не говорю. Вы

вооружитесь не на шутку, чтобы действовать как настоящий рыцарь на поле

славы литературной. Учитесь у Европы, но действуйте для России, для ее верного

блага. Комментария на это не нужно -- он был бы слишком долог, вы сделаете его

сами. Не заглянете ли к нам в Петербург? Я бы рад был вас увидеть. Простите.

Сохраните мне ваше дружеское расположение". <...>

<...> Запрещение "Европейца" огорчило всех благородных людей того

времени и возбудило их справедливое негодование. <...> Но более всех оскорблен