Вадбольский 2

Никитин Юрий Александрович

Назову я тебя Лапочкой. Ты у меня будешь скромным и добрым. Пока не разозлят.

Внизу только Иван и Василий. Иван сразу же вскочил, вид бодрый, выспаться успел, доложил чуточку виноватым голосом:

— Ваше благородие, мы с Василием собрали по лекарским лавкам травы и корни по вашему списку, но вряд ли сумеем дальше сами…

Я вскинул брови, Иван смотрит смущенно и в то же время с победным выражением на лице.

— Что, — спросил я с недоверием, — зелье всё продано? Я же наварил на месяц вперед!

— Осталось на день-два, — уточнил он. — Идёт нарасхват. А потом

хоть лавку закрывай.

— Забегался, — признался я. — Но в Академию я ненадолго, потом займусь насчёт зелья. Мы всё ещё работаем на репутацию.

Иван помялся, сообщил:

— Тут приходил один. Сказал, знаком с вами. Хочет наши зелья покупать партиями, чтобы отправлять куда-то в Сибирь. У него там пара лекарских лавок.

— Назвался?

— Михаил Туча, купец третьей гильдии. Говорит, вы с ним…

— Помню, — прервал я. — Понравился. Узнай, что и сколько хочет, по цене тоже договоримся. Ну, как мне кажется. А сейчас, увы, надо бежать!

— Ваше благородие, — крикнул он вдогонку, — зелье само не сварится!

Со двора отворилась дверь, Тадэуш заглянул вполглаза.

— Ваше благородие, автомобиль подан!

Я поморщился.

— Не для того автомобиль покупал, но ладно, так быстрее.

Что такое Щель Дьявола, размышлял по дороге, пока Тадэуш лихо гнал по тесным улицам, где дома строились в мире неспешных телег, а сейчас тесно даже скоростным коляскам на рысаках.

Если считать не по принятому здесь мнению, а по-настоящему, то это соприкосновение нашей вселенной и бозонной, простой народ её называет тёмной. Не потому, что тёмная по цвету, а тёмная в смысле непонятности. Вон как тот учитель истории диктовал: «История мидян темна и непонятна».

Монстры, конечно, здорово, но куда важнее, занимательнее и обещающе физические свойства пространства иной вселенной, над которыми с момента первого посещения ломает продвинутую память зеттафлопник.

Пока что столкнулся с тем, что в бозонном мире энергия накапливается в высшей организации материи, то есть в живых существах. Этим только могу объяснить, что после соприкосновения с нашим миром такое происходит и с нашими животными.

Значит, лучше всего должно накапливаться не в трилобитах, а в тех, кто выше по лестнице усложнения. В ящерах, а ещё больше — в млекопитающих.

Но тех пока что не встретил, пока что единственное млекопитающее в Щели Дьявола — я.

И, похоже, этот процесс уже начался. Судя по учебникам и лекциям преподов, магами становятся очень немногие. Все они из тех, чьи предки, а то и нынешние родители, побывали в Щелях.

Правда, лишь у немногих что-то сдвинулось в генах, изменения начали передаваться из поколения в поколение, так и появились первые маги, ещё совсем примитивные, сами пугающиеся некоторых своих свойств, не знающие что это и как пользоваться. Церковь в те времена сразу же объявила этих людей посланцами дьявола, и хотя в России инквизиции никогда не было, но много народу сгинуло в пыточных подвалах.

Но когда некоторые маги отличились в войнах России, монаршим повелением они было приравнены к остальному населению с запретом чинить им вред лишь на том основании, что они владеют

магией.

Это был поворотный момент, после которого маги не только вышли из тени, но и стали пользоваться дополнительным почетом, им предоставлялись хорошие места на службе, а матери старались выдать за них дочерей в надежде, что и дети станут магами.

Начали издавать брошюры с описанием умений магов, попытки классификации их умений, а также иллюстрированные справочники по Щелям: каких тварей там можно встретить, какие там минералы, растения, птицы, насекомые.

Глава 14

На проходной долго проверяли мой курсантский жетон, посмотрели в бумагах, да, такой курсант существует, наконец, дежурный со знаками отличия вахмистра сказал с неохотой:

— В списках значится. Можете пройти, ваше благородие. Что-то я вас раньше не видел…

— Я тебя тоже, — ответил я. — С каких это пор Академию стали охранять казаки?

Во дворе пусто, как раз идёт вторая пара лекций, так что зашел сперва в столовую, кормят здорово, курсанты должны получать всё лучшее для учёбы и защиты Государя Императора.

Половой, что принес заказанный обед, с поклоном перегрузил с подноса на стол, на меня посматривает искоса, словно знает обо мне что-то неприятное или вовсе страшное.

Я поинтересовался мирно:

— Что здесь новенького?

Он поклонился, ответил быстро:

— Всё устаканилось, ваше благородие! После вас уже боятся наезжать на новеньких!..

— Я сделал хорошее дело? — спросил я гордо. — Какой я молодец!

В самом деле молодец, пересилил в себе тварь дрожащую, так что да, право имею! Не за себя, а за других, их защищаю. Потому что если не обломаю рога этим тварям сейчас, завтра других перебодают, а теперь вот ощутили, что папочка не спасет от удара в челюсть, после которого долго ходишь беззубым под насмешки сокурсников.

Далёкая дверь распахнулась, в столовую с гиком и весёлыми воплями ворвались курсанты, большая перемена на поесть и потрепаться всласть.

Я увидел среди вбежавших Толбухина и Равенсвуда, поднялся во весь рост и помахал рукой.

Оба с радостными лицами поспешили в мою сторону, плюхнулись на скамью справа и слева. Половой сразу же поспешил к нам, быстро поставил перед обоими те блюда, что они заказывали последнюю неделю, наконец-то определившись с предпочтениями.

— Соскучился, — сообщил я. — Не знаю, почему.

В самом деле чувствую с ними легко и свободно, сам не знаю, как у меня вырвалось:

— Эдгар, может, как-нибудь споешь нам с Федором? Толбухин будут счастлив.

Он дёрнулся.

— Ты чего?

Я сказал поспешно:

— Извини, мне всё почему-то кажется, что ты поешь очень даже хорошо.

Его глаза сузились, а голос стал холодным:

— Баронет, мне кажется, ты нарываешься на ссору.

Я поспешно выставил перед собой ладони.

— Прости, прости! Я в умении петь не вижу абсолютно никакого позора. И уверен, что актеров в конце концов перестанут хоронить за оградой кладбища. Красивый голос — это щасте! А у тебя он такой, что женщины млеют. Это твой козырь, пользуйся!