Вадбольский 4
Шрифт:
— Что, понравилась генеральша?.. А хочешь узнать, кто её муж?.. Когда-то бравый вояка, вся грудь в орденах, но возраст приходит и к героям. Жена умерла, так он в семьдесят лет вздумал жениться снова!
— И как? — спросил я с любопытством.
— Сосватали молоденькую дочку одного мелкого дворянина на казенной службе, но с огромным приданым. Ну, ты понял.
— Он ей графский титул, она деньги?
— Да. Успел заделать ей ребёнка, дочка у них красивая, ты же видишь, но он уже не поднимается с постели, восемьдесят два года, нам бы дожить до его лет!.. Как он говорил:
В моём мозгу что-то щёлкнуло, знакомые со школьной скамьи строки, но вместо выяснения, уточнил:
— В егерском?
Он кивнул, процитировал:
— «За третье августа; засели мы в траншею: ему дан с бантом, мне на шею». Наверное, брату дали орден Святого Владимира IV степени, это пока единственный, носимый с бантом, а сам он, вероятно, получил орден Святого Владимира третьей степени или орден Святой Анны II степени, раз «на шею».
— Лихой, — согласился я.
— У него вся грудь в орденах, — сказал он, — но лет двадцать ходил в полковниках, характер больно… неуживчивый. Но солдаты его обожали. Чин генерала получил уже перед пенсией. Ну всё, я исчезаю!
Он в самом деле исчез, даже через толпу гостей не проходил, а как-то сумел вдоль стеночки к выходу, а я повернулся к яркому цветнику женщин, выискивая взглядом эту Софью Павловну.
«В тридцатом егерском», то, что меня сейчас интересует больше всего. Егеря!.. Самые лучшие, самые подготовленные и расторопные воины, их в бой не посылают колоннами, слишком ценный материал, егерям всегда самое лучшее: ружья, амуницию, жалованье, выслугу…
Вот из кого нужно набирать мне гвардию!
Софья Павловна, как чувствовала, оглянулась, перехватила мой взгляд, улыбнулась, я улыбнулся ещё шире и слегка поклонился. Она, подобрав обеими руками с боков пышное платье, неспешно и вроде бы случайно приблизилась, ещё не уверенная, что хочу завязать с нею разговор.
— Софья Павловна, — сказал я заговорщицки, — вы такая лакомая, на вас все мужчины засматриваются!..
Она мило засмущалась, щёчки порозовели, махнула розовыми пальчиками:
— Ах, барон, скажете такое…
Такая миленькая, в голове сразу побежали одна за другой сладострастные картинки, как вот вытаскиваю из корсажа её сиськи, что и так почти наружу, мну их, а потом задираю подол…
Гм, слишком много жареного мяса стащил с фуршетного стола, нужно усилить контроль, хотя эту мамашу бы с огромным удовольствием, ей чуть-чуть за тридцать, ещё совсем молодая женщина, сочная и спелая, похожа на только что испеченный сдобный пирожок, ещё горячий, истекающий соком, что так и просится в руки…
Она улыбнулась смущённо, вроде бы уловила мой интерес, даже догадывается, что интерес именно к ней, а не к её непонятной дочери, вон как зарумянились щёки, раскрыла веер и усиленно обмахивается.
— Здесь жарко, — сказал я, — давайте на свежий воздух?
Она кивнула.
— Ой, вы правы…
Мата Хари уже обшарила весь дворец, в моей памяти подробнейшая карта, наружу выводить Софью Павловну не стану, там снежок с неба срывается, холодно, но вот если пройти через эту картинную
Я остановился, Софья Павловна испуганно ахнула и широко распахнула дивные глаза, когда я развернулся и, ухватив её в объятия, прижал к стене.
— Что вы…
— Сгораю от страсти, — ответил я. — Не могу ничего с собой сделать, есть что-то более сильное, чем мы сами… Этот пылающий в чреслах огонь…
Она вспикнула, когда прижал сильнее, губы её мягкие и сочные, как переспелые вишни, вот-вот лопнут от переполняющего их горячего сладкого сока, тело сочное, нежное и жаркое, я не дурак вести на холод, в этой комнатке ещё жарче, да и ладони у меня раскалились, жадно скользят по её полным ногам, поднимая подол.
Она простонала слабым голосом:
— Не нужно… стыдно же…
— Сегодня можно, — заверил я и поднял подол выше, как же много этих юбок или это одна такая с множеством занавесов, — вы обворожительны, Софья… Какое у вас божественное тело, какое…
Растерянная и сбитая с толку, она неуверенно протестовала, но я не слушал, да и кто слушает, вжался со всем пылом, она тихо-тихо вскрикнула, ещё даже не осознала, что происходит, слишком быстрый переход от знакомства и без всяких обязательных вроде прелюдий и пролегоменов, вот так с ходу, словно я в стиле сэра Растера осваиваю захваченную крепость.
Я никогда не был сластолюбцем или сладострастцем, хотя и понимаю, что в этом что-то есть, потому никаких задержек, пер прямо к цели, моя жертва это поняла, перестала протестовать и даже с облегчением вздохнула, когда я сдавил её особенно страстно, жарко дохнул в ухо и опустил ей подол до самого пола.
— Графиня, — сказал я, — вы бесподобны… Ничего слаще я не пробовал!.. Мужчины наверняка от вас без ума…
Она, красная как вареный рак, испуганно оглядывается, неужели мы остались незамеченными, во дворце же полно народу, но Мата Хари не просто следит, дважды запирала дверь перед теми, кто пытался войти.
— Сегодня можно, — заверил я.
Она раскраснелась ещё больше, щёки как спелые помидоры, глаза испуганно бегают по сторонам, ощутила наконец, что ситуация вроде бы вышла из-под контроля.
— Я не такая, — пролепетала она жалобно, — сама не знаю, что на меня нашло… Вы просто змей искуситель!.. Я никогда так не поступаю!
Ага, подумал я, а с Молчалиным зажимались под лестницей, хотя вообще была целомудренной девицей, но сказал с лицемерной искренностью:
— Да это вино здесь особое, кто бы подумал, такой соблазн, как хозяину не стыдно? Но и претензии не предъявишь, вот же шельма!
— Да-да, — сказала она торопливо, — это всё вино, это оно… Пойдемте скорее обратно, а то хватятся…
Я с учтивым поклоном подхватил её под руку, на этот раз неспешно повел через открытую веранду. Там холодно, но через две минуты снова вошли в жарко натопленный зал, где ярко, весело, народ общается. Старшее поколение устроилось в креслах и на диванах вдоль стен, а молодые барышни и юноши степенно вышагивают в церемонных танцах, где каждое движение отточено до предела домашними maitre a danser или даже professeur de danse.