Вадбольский 4
Шрифт:
Я, изображая лицом и манерами очень занятого человека, взбежал в дом, велел меня не беспокоить и спустился в подвал, где тут же скользнул к пространственному пузырю, задержал дыхание, что-то страшновато, шагнул. Мгновенная потеря ориентации, но ладони упёрлись в стену, а я с облегчением увидел кабинет в доме на Невском.
До особняка графа Скалозуба достаточно близко, да и вообще Петербург крохотный городок, здесь всё близко, можно и пешком, но не по такой погоде, да и урон престижу, так что я прыгнул за руль, нечего медлить, выбрался
В прихожей встретил Софью Павловну, молча завел её в кладовку по дороге, она слабо противилась, но поставил в позу пьющего оленя, быстренько разгрузил «наружные почки», как их здесь называют, я же пока что в этом теле с его животными запросами, за которые стыдил Мату Хари, застегнул ширинку и, уже одухотворенный, вышел в коридор.
В коридоре пусто, за мной выпорхнула встрепанная Софья, оправила платье и шепнула:
— Наверх, он сюда давно уже не спускается.
Второй этаж с большими окнами, светло и чисто. Софья быстро провела в большой кабинет, только с двумя большими окнами, комната в старом консервативном стиле, в огромном камине полыхают крупные поленья, жаркий сухой воздух идёт лёгкими волнами по всему кабинету, даже пошевеливает бумаги на массивном канцелярском столе.
Хозяин у камина, там же сбоку небольшой столик с бутылкой коньяка, я от двери увидел только лысый череп с остатками седых волос по бокам, а когда подошёл ближе, рассмотрел этот иссыхающий скелет гиганта, обтянутый сухой морщинистой кожей. Старик укутан в халат из толстой ткани, снизу торчат ужасающе худые ноги, щиколотки в гангренозных пятнах, хорошо хоть стоптанные шлепанцы укрывают от взора ступни, явно распухшие и покорёженные.
Глаза ввалились в пещеры впадин, кости надбровных дуг и скул выпирают так, что едва не прорывают сухую кожу. Он с трудом поднял на меня взгляд, в нём нет жизни, а только чисто механическое усилие
.– Вадбольский, — голос шелестел едва слышно, словно ветер занавеской по стеклу. — Что-то слышал… Франкмасон, вольнодумец…
— Это мои предки, — пояснил я с поклоном. — Я же верный слуга Отечеству.
Он чуть шелохнул высохшей рукой, я догадался, что нужно сесть в кресло напротив, где тут же выпрямил спину и смотрел прямо и бесхитростно, как и положено по Уставу.
— Верный слуга, — повторил я, — Пока что учусь, но не ем, не сплю, а всё думаю, как потрафить Государю Императору? Сейчас разработал винтовку с магазином на пять патронов…
Он ухитрился приподнять брови, мохнатые и, как ни странно, только начавшие седеть.
— Пять патронов?
Голос был едва слышен, прерывался частыми вздохами, но с моим слухом нет проблем, я поклонился и подтвердил:
— Можно бы и больше, но там сложности, я решил, что проще носить запасной магазин, а менять их раз плюнуть.
Из глубины его глазниц на меня был устремлен взгляд всё ещё живых и вполне функционирующих глаз.
— Что-то слышал, — прошептал он, — но вроде бы это лишь пожелания оружейников…
—
Он долго молчал, я уже решил, что заснул, и начал подниматься, как услышал его свистящий от усилий голос:
— Если таких винтовок мало… нужно егерям…
Я встрепенулся, сказал с жаром:
— Вот только вы понимаете!.. Егери — самая результативная сила в армии, но её недооценивают! Егери могут сорвать любое наступление, любую вражескую операцию, даже пробраться в самую защищённую крепость и взорвать её так, что все ахнут!
Мне показалось, что в его тёмных пещерах глазных впадин блеснули искорки интереса.
— Вы… понимаете…
Ещё бы не понимать, мелькнуло у меня. Егеря — это то, что станет спецназом, отрядами особого назначения, морскими котиками, коммандос, диверсантами, отрядами ГРУ, ФСБ, а также элитными подразделениями всех разведок мира. У них всё лучшее: оружие, обмундирование, обучение, выслуга лет, жалованье, да и сами они должны быть лучшими из лучших.
Я сказал тихо:
— Понимаю, Сергей Сергеевич. Потому и набираю в свою гвардию в первую очередь егерей.
Он прошептал:
— У вас губа не дура. Но…
Он замолчал, истратив почти все силы, но я понял недосказанное, ответил тоже тихо:
— У меня небольшая зельевая лавка, варю особое зелье по рецепту моего деда. Инвалидов ставит на ноги, так уже собрал себе десяток, но каждый одним махом семерых побивахом!
На его бесхитростном солдатском лице чётко проявилось сомнение, я выудил из сумки флакон с выжимкой регенерирующего зелья, взял без спроса его стакан и плеснул туда на дно настойки.
— Вот, выпейте!.. Если не подействует, меня больше не увидите. Если сработает, попрошу вашего содействия в поиске старых егерей, что вышли по инвалидности на пенсию. У меня есть для них работа.
Он с трудом перевёл взгляд на стакан. По его лицу я видел отчётливо, что думает. Дескать, травить никому нет смысла, и так скоро уйдет, лекари уже советуют привести все дела в порядок, а батюшка напоминал, что нужно успеть совершить соборование, хотя можно и после смерти, но лучше покаяться и получить отпущение грехов.
Выждав, я поднёс стакан к его бесцветным сморщенным губам. Он с трудом разлепил их, я залил зелье в эту щель, даже не поморщился, молодец, на вкус гадость редкостная, улучшать я всё-таки не стал, это чтоб дети не пили лекарства, они всё достанут.
— Три раза в день, — сказал я. — Вот так, примерно по столовой ложке. Неделю.
Он сумел растянуть губы в невесёлой усмешке. Дескать, а что теряет?
Инвалиды, размышлял я на обратном пути, это не калеки, как воспринимают их в моём прошлом мире. Раньше инвалидами называли ветеранов, отпущенных со службы по истечению срока. Инвалиды, даже если за все войны не получили ни единой царапины.