Вадбольский 5
Шрифт:
По карте, земли Карницкого самым краешком выходят на берег Балтийского моря. Незамерзающая часть, Мата Хари показала наглядно, сейчас зима уже закончилась, но льда так не наросло даже возле берега. Если захватить те земли, а это могу и даже вправе, то можно строить корабли морского типа?
Вот где развернуться, если бы не предстоящая помолвка!.. Вот так и гибнут крупные государственные деятели, когда их сажают за свадебный стол, упаивают, а потом ведут по жизни очень заботливо, чтобы получалось всё, «как у людёв».
Конечно, у меня дел и так выше крыши,
В Англии, к примеру, много есть такого, что можно купить, а покупать придётся. Я патриот, но даже для патриота дважды два должно равняться четырём, а не стеариновой свече.
Сюзанна вошла в комнату, когда я в расстроенных чувствах, сидя ко входу спиной, легонько перебирал струны гитары и вполголоса напевал прекраснейшую песню, которая поразила в детстве в самое сердце:
— Облако тебя трогает,
Хочет от меня закрыть…
Я нарочито спел ещё две строфы, обернулся, увидел её расширенные глаза, в которых уже блестят слёзы, как же быстро это у женщин, сказал виновато:
— Простите, ваше сиятельство, я никак не хотел отвлекать вас от трудного решения по переходу олигопольной конкуренции в монополистическую, но без этого, понимаю, мы не сможем влиять на конечную цену товара на свободном рынке…
Пока я говорил нарочито скучно и медленно, давая время вернуться в себя, лицо её постепенно менялось, от непривычно мечтательного перешло в сугубо холодноватое, то есть деловое, кивнула, произнесла почти нормальным голосом финансового директора:
— Да-да, как раз это я и обдумывала… Что за песня?
— Да из моей Сибири, — ответил я. — Я под неё чуть ли не рыдал в детстве.
Она взглянула с вопросом в глазах.
— И сейчас можете вспомнить?
— Да разве такую можно забыть?
— Проверим, — сообщила она уже чистым и прохладным, как ветер с моря, голосом.
Я сдвинул плечами, ладно у меня самого сегодня такое настроение, что-то в лесу сдохло, снова тронул струны.
— Песни у людей разные,
а моя — одна на века…
Она слушала с непроницаемым лицом и внимательно, как строгий преподаватель музыкальной школы, но когда я взял последний аккорд, подняла на меня взгляд заплаканных глаз.
— Сволочь ты, Вадбольский, — произнесла она хриплым голосом. — Я же теперь весь день работать не смогу!
— Здесь я промахнулся, — сказал я с искренним сожалением. — Человек должен работать. Пока работает, он человек. А когда не работает… всего лишь аристократ. Вива ля Франсэ и дитяти революции — гильотине!
— Фу, Вадбольский, как таким можно быть! Вы ведь тоже аристократ!
— А кто революцию создал и возглавил, как не аристократы? Просто хорошие аристократы руками рабочих и разночинцев умело вырезали плохих аристократов, которых намного больше. А плохие… это те, кто как и в России, только пьёт и гуляет на собранные с народа деньги, да флиртует на приёмах.
—
— Умолкаю, — сказал я послушно. — Вы жестокая, Сюзанна. Чуть что, сразу в самое больное место! Это нечестно. Ещё скажите, что не потянете вариант выхода к Балтийскому морю, имение Карницкого с его обширными землями теперь полностью наше! Подготовьте документы в Департамент Имущественных Дел, вроде бы нет пока других претендентов на эти земли.
Она отшатнулась и смотрела стеклянными глазами.
— Вадбольский!.. Вас что, двое в одной шкуре?
Глава 7
Мата Хари поинтересовалась весело:
— О своих суфражистках ещё не забыл?
— А что с ними? — спросил я встревожено. — Хрен знает из-за чего, но чувствую какую-то ответственность за этих смешных и милых существ.
— Интеллигент, — сказала она многозначительно. — Интеллигенты чувствуют свою ответственность за всё в мире. Хотя бранные слова вот так без острой нужности не употребляют.
— Да это так, — сказал я с неловкостью, — в таком мире живу…
— Не в ту среду попал кристалл, — сказала она назидательно, — но растворяться в ней не стал. Кристаллу не пристало терять черты кристалла!
— Зануда, — буркнул я.
— Я?
— Умная слишком, — буркнул я. — Для жены не совсем… приятственно. Жена должна быть дурой.
— В смысле, настолько умной, чтобы прикидываться дурой?
— В точку!
— Так я только это и делаю, — сообщила она, — милый, всё для тебя, как захочешь!.. Так сказать о суфражистках? Вижу, ты о них и подзабывать начал.
— Ну-ну?
— Шаляпин сделал запись, но передавать тебе не стал ввиду незначительности. Твоё время бережёт, тебя боится. Я вообще-то тоже… мужчины любят, когда их боятся.
Я поморщился.
— Показывай.
В богатой комнате, что выглядит богато не только из-за дорогой мебели, даже отделка стен говорит о богатстве и величии рода, кому всё это принадлежит, на диванах, с чашечками чая, мило щебечут Иоланта и Анна Павлова, а Глориана прохаживается у книжного шкафа с открытой книгой в руках.
Запись началась с фразы Иоланты:
— Вадбольский говорил, началась какая-то промышленная революция. Кто её видит?
Анна обиженно поджала губки, розовые и пухлые, как у ребёнка.
— Так это станки, домны, выплавка металла… Где-то в другом мире, а у нас культурность и благородные манеры, это выше и главное для общества!
Наступило неловкое молчание, я подумал, что подъём промышленности вызовет, уже вызвал в опередившей нас Европе, рост невиданного класса людей: у нас их назовут разночинцами. Люди из простонародья, поднявшиеся на вырубке леса, выплавке металла, добыче угля, станут миллионщиками и будут покупать баронские титулы. Дочери этих богатых промышленников будут приняты, хоть и с неохотой, в высшем обществе, обнищавшие аристократы будут наперебой расхватывать их в жёны… и мир никогда не будет прежним.