Вадбольский 5

Никитин Юрий Александрович

Брехло, сказал я сразу, кратчайшим. Видно же, что решил побахвалиться, голубой кабинет в другой стороне, моя аугментация всегда точно определяет место, где нахожусь.

Ещё подходя к одной из дверей, я услышал на той стороне голоса, смех, стук чего-то тяжёлого, словно разбивают колуном поленья.

Арнольд распахнул дверь и придержал её, чтобы я вошёл без помех. Мы оказались в большом зале, явно переоборудованном в нечто для упражнений дворцовой гвардии.

На двух широких стойках множество мечей разного размера, внизу горка щитов, на длинном

столе палаши и огромный топор, что сразу привлёк внимание. Но самое главное, здесь же и княгиня Штальбаум, мощная, как Кавказский хребет в солнечный день.

Я учтиво поклонился и сказал самым любезным голосом:

— Ваша светлость, я уж думал, что ваш сын решил меня, как Сусанин поляков, но он вывел, как и обещал, точно на вас!

Она широко улыбнулась.

— Не удивляйтесь, что я здесь, а не за фортепиано. После гибели мужа приходится заниматься всем мне. Скоро всё упадёт на плечи Арнольда, он уже сейчас хорош…

Арнольд сказал чуточку заносчиво:

— Маман, у меня плечи крепче, чем ты думаешь! И я давно не ребёнок.

Я провёл пальцем по выглаженному сотнями рук топорищу, коснулся металла, холодного, словно всё ещё лежит на вершине заснеженной горы, по легендам именно там и находят легендарное оружие после великих битв с горными великанами, сказал с уважением:

— Этим молотом можно и по голове дать!

Арнольд надменно сморщил рот.

— Это вообще-то топор. Боевой топор.

— Таким топором тоже можно, — согласился я.

— Этот боевой топор, — сказал он высокопарно, — долгие годы принадлежал нашему прапрадеду, Велемиру Могучему!.. После его смерти никто не мог вообще поднять!..

Он сказал гордо и хвастливо, напрягся изо всех сил, обеими руками ухватился за рукоять и с огромным усилием оторвал боевое оружие от бархатной подстилки. Жилы вздулись на лбу, почернели, как пиявки от прилива дурной крови.

Княгиня следила за ним с одобрением, а когда он опустил топор на прежнее место, сказала довольно:

— Достойный потомок!.. Кроме него никто не может даже взять со стола!

Арнольд пыжился, раздвигал плечи и старательно играл мускулатурой, в самом деле крупный, налитый силой, руки толстые, едва помещаются в рукавах камзола.

— Хороший топор, — одобрил я.

Взял за рукоять, поднял с некоторым усилием, их прадед в самом деле суперсилач, в топоре два пуда, не меньше.

Кто-то охнул, другие затаили дыхание. Я покрутил в руке топор, несколько раз перебросил из ладони в ладонь, стараясь не показывать насколько тяжел и для меня, бросил взгляд на хозяйку.

— Ваша светлость… позволите?

Она уловила мой взгляд на противоположную стену, там плотно сбиты в ряд стволы деревьев, от сосны до берёзы и дуба, кивнула.

Я широко размахнулся, тщательно отслеживая вес, размер топорища, ширину лезвия, выпустил из пальцев рукоять, придав вращательное движение, и уже рассчитав количество оборотов.

Топор, оставляя за собой вихрь закрученного в спираль воздуха, пронесся через зал, грохнул мощный

удар. Лезвие погрузилось в дерево по самый обух. Я не случайно выбрал именно этот ствол, там дуб, пусть теперь попробуют вытащить, это вам не сосна.

Все молчали, словно своими глазами увидели конец света, я повернулся к княгине.

— Ваша светлость?

Она встрепенулась, сказала сдавленным голосом:

— Да-да, барон, дальше я проведу вас.

Я спросил с подозрением:

— Это в каком смысле?

Она засмеялась.

— Барон, не придирайтесь к словам. Мы люди простые, это у вас неточно понятое слово может убить или навсегда рассорить.

Когда вошли в не то спальню, не то кабинет, где тоже слишком уютно для работы, она наконец выдохнула:

— Барон… теперь окончательно верю, у вас получится то, за что взялись…

— Ваша светлость?

Она пояснила:

— Вы усилили своё тело, не отпирайтесь!.. Ни один человек, кроме моего сына, не мог поднять этот топор! А вы зашвырнули через весь зал!

— Садитесь, — велел я, — сейчас возьму у вас немного крови.

— Снова?

— Нет, — сказал я, — сейчас будет по-другому…

Со времен Рюрика в лекарском деле мало что изменилось, как лечили отварами, зельем и кровопусканием, так и сейчас, нечего заниматься какой-то блажью, как обычно обращаемся к бабкам-знахаркам, а то мало ли чего немцы удумают!

Чтобы не утруждать местных умельцев, всё равно сделают не то, я прибыл к графине уже с готовым треножником, двумя бутылочками необходимого лекарства и набором игл и катетеров. Не доверяя многочисленным слугам, сам вытащил всё и разложил на столе.

В кабинет пробовали заглядывать, готовые предложить помощь, но княгиня велела нас больше не беспокоить.

Она с недоверием наблюдала, как я устанавливаю треногу, вытащил из чемоданчика бутылочку с раствором, шланг и чистую тряпочку, разорванную на бинты.

По моему жесту легла на спину. Опять с оголенным животом и раздвинутыми ногами, как и прошлый раз, полагая, что если не сказал, чтобы сдвинула и опустила подол, то так и надо, лекари лучше знают, но зачем буду давать такие указания, раз ей это самой нравится, я же вижу, установил треногу вплотную к кровати, подцепил трубочку.

— Ну, — сказал я, — самое трудное… В обморок не брякнетесь?

— А я уже брякнутая, — ответила она.

— Снова будет чуть больно, — сказал я, — как будто комар укусил… Большой такой комар, но добрый. Потерпите, поставлю катетер… Готово!

Через несколько секунд по полой трубке потекла прозрачная жидкость, а дальше через катетер лекарство по капле начало поступать в вену.

Княгиня смотрела на трубку и треногу с любопытством, поинтересовалась:

— А зачем это устройство?

— Это капельница, — пояснил я, — увы, необходимо. Лекарство очень мощное, если выпить… убьёт за пару минут. А так будет поступать в кровь по капле, потому и называется «капельница», будет смешиваться с кровью медленно, равномерно и плавно.