Ванька-ротный

Шумилин Александр Ильич

Прошло часа два. Комбат вскоре увидел, что немцы начинают окапываться и уходить из деревни не собираются. Оставив солдат на опушке леса, он решил сам пойти и разыскать штаб полка. Две пары связных посланные на розыски вернулись ни с чем. Он знал, что тылы полка стоят за лесом на Тьме.

В тылах полка, куда мы явились с Захаркиным, мы стали искать кого-нибудь из тылового начальства, чтобы спросить, где находятся наши. Нас проводили к капитану Матвеенцеву, тому самому, который при первой встрече грозился

нас всех отдать под суд.

— Вот вляпался! — подумал я, увидев его перед собою.

Он ничего не сказал, что утром штаб полка в полном составе попал в плен к немцам. Об этом я узнал несколько позже. Он начал прямо.

— Сейчас был комбат и доложил, что ты этой ночью дезертировал к немцам.

— Как это понимать? Когда я здесь!

— Так и понимай!

— Он что, с перепою или конины объелся?

— Вот мой солдат. Он всё время со мной.

— Опросите его, если мне не верите.

— Мое счастье, что в окопе я спал и остался не один.

— У меня, видит бог, есть живой свидетель!

— Вы бросьте тут про бога! Вы могли договориться заранее между собой.

— Хорошо! Опрашивайте его! А потом вызовем старшину Сенина и сержанта Вострякова. Они остались с солдатами. С ними я никак не мог договориться.

— Какие ещё старшина и сержант?

— Как какие?

— Старшина мой помкомвзвод, а сержант во взводе командир отделения.

— Кстати, где они?

— Что же вы? Спрашивайте! Где мы были? Почему остались в окопе? И как отстали от своих? Почему солдаты моего взвода ушли, не предупредив об этом своего командира?

— А ты Захаркин, чего молчишь? Говори, как было! Пойдёшь под суд вместе со мной! Или здесь судят только офицеров?

Солдат поправил пилотку, как будто от неё будет зависть правдивость и складность его речи, привычным движением рукава утер "слезу" нависшую от холода под носом и покашлял в кулак. Ему не часто по долгу службы приходилось говорить с капитанами. Он боялся, что с первым звуком наружу вырвется не нужное слово. Пока он готовился что-то сказать, капитан отвернулся и не стал его слушать. Он собрался было уйти, но я остановил его.

— Товарищ капитан, вы обвинили меня в дезертирстве, и не хотите слушать объяснения моего солдата.

— Как это понимать?

— В таком случае я ваши слова могу считать просто оскорблением!

Капитан повернулся, взглянул на меня недовольным взглядом и сказал, — Ну, ну! Что там ещё?

Я взглянул на Захаркина, и он с хода выложил свои показания.

— Мы с товарищем лейтенантом легли спать в окоп. Лёд кругом на земле! Ночью вдарил мороз! У них нет своего одеяла. А у меня есть! Мы легли с товарищем лейтенантом и были накрымши с головой одеялом, — и солдат показал на торчавшее одеяло в мешке.

— Товарища лейтенанта старшина товарищ Сенин

должен был разбудить через три часа. Они так договорились меняться во время ночного дежурства. А ночью нас никто не разбудил.

— Утром проснулись, а наших и батальонных солдат в окопах не оказалось. Куда они девались мы и теперь не знаем. Вот мы и пришли сюда.

— Могу добавить! — сказал я.

— Когда вы будете допрашивать старшину Сенина и сержанта Вострякова, то обратите внимание, что они полностью подтвердят мои и солдата слова.

— Ваши два взвода передали в батальон. Теперь вы будете числиться в батальоне пятой стрелковой ротой. Батальон и ваша рота находятся на той стороне. Отправляйтесь туда!

— А с делами комбата и с вашими лейтенант, мы потом разберёмся!

— Ничего [себе]! — подумал я, — то[лько что] я [был] дезертир[ом], а теперь уже командир роты!

— С моим делом нужно покончить сейчас!

— Прошу вызвать сюда старшину Сенина, сержанта Вострякова и командира батальона. А то потом опять скажут, что я сговорился с ними!

— Хорошо, я пошлю за ними.

Я присел на поваленное дерево, закурил и стал ждать. Время тянулось медленно. Я сидел и перебирал в уме возможные варианты. Старшина мог испугаться и не признаться в своей ошибке.

Но он в то же время понимает, что неправда может поставить его в сложное положение среди солдат. Солдаты народ ушлый, они во всё с пристрастием вникают. Это на первый взгляд кажется, что они кроме своего желудка вроде ни о чём не думают, и ничего не видят.

В сложное положение попал старшина. Я никак не мог понять, почему он снял солдат и оставил меня спать в окопе.

Но вот, наконец, появились все вызванные. Старшина рассказал всё, как было. У комбата при этом глаза стали узкими, скулы расширились, лицо расплылось, он был похож на "ходю-ходю".

После показаний старшины, опрос сержанта отпал сам собою. И так, всем стало ясно, что я и мой солдат с одеялом были не виноваты.

Я ушёл в роту, но случилось другое. После долгих поисков штаб полка не нашли. Деревня, где он стоял, оказалась занята немцами. Командир полка Шпатов вместе со штабом пропал. Ходили разные слухи, но никто ничего точно и конкретно не знал.

Когда об этом узнали в дивизии, то приказали комбату немедленно взять деревню обратно.

— Время к ночи! Когда я буду её брать?

— Ночью оставили! Ночью и возьмёте! — ответили ему.

— Я этой деревни не оборонял! И не моя вина, что её сдали немцам!

— Мы в этой деревне вообще не были. Почему я должен её брать?

— Потому что в полку других солдат вообще нет!

— А этот участок оборонял ваш полк.

— Если к утру не возьмете деревню, то все офицеры батальона пойдут под суд.