Варенье

Чудак

Он хотел чего-то такого… чего бы ни у кого не было, чтобы была память на всю жизнь, но что – не знал. Как в сказке: иди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что. И все это на полном серьезе. Он даже знал место, где это можно найти, чтобы была память на всю жизнь. Между станциями Самино и Грунтовая проходила автомагистраль. Под ней железная дорога. Был мост. Он раньше, когда работал электромонтером в депо, часто по работе ездил в Липовецк, небольшой грязный городишко, проезжал этот мост. Место красивое. Природа… и этот мост, автотранспорт. Цивилизация… и опять лес. Что-то в этом было. Хотя что тут особенного: мост как мост. Есть места и лучше. Как можно хотеть, не зная чего? Откуда эта блажь? И при чем здесь мост? Он уже был не молод, 42 года, отец двоих детей – и такое…

В прошлом году он ездил с женой на машине

на свое чудесное место, на мост, но все это было не то. Все второпях, между делом, без настроения. Он хотел, чтобы никто не мешал. Вот уж год, а то и больше, он выжидал момент, чтобы съездить без спешки, чтобы никто не мешал. И вот он сказал себе: все, хватит ждать, надо ехать. Он даже определился со временем – 20 июля в три часа. С 15 июля, через неделю, он уходил в отпуск. 19 июля жена с детьми уезжала на три дня к брату. Никто не мешал. Если бы жена и была дома, он все равно бы поехал на мост, сказал бы, что в автосервис надо или на заправку – нашел бы причину.

И вот 20 июля, суббота. Вторую неделю пекло, было за тридцать – и сегодня по прогнозу без дождя. В лесу местами трава на корню высохла, лист на деревьях кое-где пожелтел – конец августа, да и только! А ведь еще красная смородина была зеленая. В это время уже были грибы. При такой жаре какие грибы? Все высохло. Он не дождался трех часов – в самую жару, в 12 часов, поехал на мост. Ехал он спокойно, не гнал. Сорок минут ушло на дорогу. Из-за бокового ограждения к мосту было не подъехать, и он оставил машину за ограждением, пошел пешком – метров 150. Мост как мост. Ничего особенного. Железная лестница из уголка. Он осторожно спустился по ней на железную дорогу. Что делать дальше, он не знал. Пройтись. Это был выход из положения. Он любил пешие прогулки. От рельсов слепило глаза, пахло смолой, шпалами. Моста уже не видно было, а он шел и шел. Куда? Зачем? Все равно. И жара была не помеха. Километра два, наверное, он прошел в каком-то непонятном радостном волнении и пошел обратно. Ничего такого не было, чтобы была память на всю жизнь. Все ерунда. С мостом вышла промашка. Он приехал, все без обмана, а то, что ничего не получилось, был не виноват. С чувством собственного достоинства поднялся он по лестнице наверх и пошел к машине, одиноко стоящей у ограждения.

Тест

– Только ответы на вопросы. Ты ездил вчера в Кропово?

– Да.

– Обязательно надо было ехать?

– Да… дела.

– Какие дела?

– Личное.

– Приехал – пошел по нужде?

– …мне еще ехать автобусом.

– Туалет плохой?

– Грязный. В углу пьяный спал.

– …так и лежал на грязном полу?

– Да.

– Молодой?

– Где-то моих лет, старше.

– Как одет?

– Куртка… брюки… Все старое.

– Лежал вниз лицом?

– …лицом к стене. Он еще постанывал.

– Ему было плохо?

– Наверно.

– Он был пьяный?

– Наверно. Рядом с ним банка с едой, закуска.

– Туалет – не закусочная. Ты один был в туалете?

– Зашел мужчина, потом – еще…

– Что они?

– Ничего. Я вышел.

– Ты говоришь, он стонал?

– Да.

– Значит, ему было плохо?

– Наверно.

– Наверно или плохо?

– Ну плохо.

– Может, помощь была нужна?

– Не знаю… этот тошнотворный запах.

– Тебе было неприятно. Аесли бы он лежал на вокзале, ты подошел бы?

– Может и подошел.

– Так подошел или нет?

– Не знаю.

– Можно было вызвать скорую, позвонить в милицию.

– Не знаю. Торопился я.

– Куда торопился?

– На автобус.

– А если бы лежал твой друг или брат?

– Конечно, я бы его не оставил.

– Если не брат, значит, оставил?

– Кто ты? Голос знакомый.

– Я задаю вопросы. А ты хотел бы вернуться помочь?

Я проснулся. Вставать – рано. Что это: вопрос – ответ; вопрос – ответ? Тест?

А что, если бы я действительно позвонил в скорую, мол, приезжайте, тут пьяный в туалете лежит, ему плохо. Поверили, не поверили? Может и приехали бы. Это их работа. Врачебный долг. Интересно… заходят в туалет… этот тошнотворный запах…

Был я вчера в Кротове. Ходил автобус, но электричкой как-то свободней, больше в вагоне места. Автобусом, конечно, быстрее. Я не торопился, успевал, у меня было в запасе время. В вагоне я насчитал девять человек, со мной – десять. Хорошо. Впереди меня сидел знакомый, не совсем знакомый: я даже не знал его имени, просто встречались в городе, примелькался. Вагон попался шумный, со скрипом. Смазать бы трущиеся места маслом. Можно было бы перебраться в другой вагон, но в этом я уже освоился, обстановка

знакомая. Прошел кондуктор, женщина, с охранником, молодой парень, с проверкой билетов. И так на каждой станции. Кондуктор проверяла билеты только у вновь вошедших, ни разу не ошиблась. Хорошая зрительная память. За окном темно, ничего не видно. Светать начнет не скоро. В вагоне жарко. Станция Куш. Кондуктор с охранником опять пошли по вагонам. Было жарко. Невмоготу. Я уже выходил в тамбур, там прохладней. На следующей остановке я опять пошел в тамбур, за мной увязался охранник, наверно, думал, что я буду курить, курить нельзя, хотел оштрафовать. Я не курил, в школе баловался. Охранник несолоно хлебавши ушел. Пока я был в тамбуре, мое место заняла женщина в пальто с большим меховым воротником. Она только что вошла. Я нашел себе другое место, слева и – кажется, выгадал: слева не так было жарко. То-то, я смотрю, почти все сидели на левой половине. Хитрецы. Остановка 139 км. Вошли две женщины, столько же и вышло. В вагоне все так же было свободно. Скоро Кротово. Скоро – это три остановки. В понедельник стало таять и вот опять минус деять-пятнадцать. Скрип стал меньше – вагон прискрипелся, притерся. Еще одна остановка. И вот Кротово. Вагон затих. «Товарищи пассажиры, будьте внимательны! В случае обнаружения безхозной вещи обращатся в полицию или дежурному по вокзалу». Понятно. Я сошел на перрон, пошел в туалет, мне еще ехать автобусом. В углу рядом с нечистотами лежал человек, мужчина с приспущенными штанами. Бомж – первое, что пришло мне в голову. …рядом с ним банка с едой, ложка: шел на работу, банка-термосок, и – не дошел, подумалось мне. Бывает. Я вышел. До автобусной остановки было метров четыреста. Я не торопился, успевал. Я пришел, автобус уже стоял, ждал меня. Я купил на автовокзале билет, но в автобус водитель меня не пустил, рано, без десяти. Кто платил за проезд наличными, таких было немало, сразу проходили в автобус. И здесь воровство. Схема до банального проста: деньги за проезд водитель присваивал, не давал билет, а чтобы пассажир не роптал, делал скидку на билет. Десять-пятнадцать рублей. И пассажиру хорошо, и водителю на карман. Я предпринял вторую попытку пройти в автобус, и опять отказ. Водитель не хотел, чтобы я видел, как он шельмует. Только ровно в одиннадцать я сел в автобус.

А ты хотел бы вот так же делать деньги? Как он был одет?.. так и лежал на грязном полу? Ты хотел бы вернуться помочь? Я уже не помнил всех вопросов теста.

Отомстил

В комнате было темно. Минут десять, наверно, он упорно всматривался в круглые кварцевые часы на стене – кажется, был седьмой час, пять минут седьмого. Да! Пять минут седьмого: обе стрелки – как одна прямая. Вставать было рано, он опять закрыл глаза. Правая рука совсем онемела. Он убрал ее из-под головы, положил на подушка как вещь, что-то не живое. Рука медленно наливалась кровью, оживала. Танька лежала на спине, бесстыдно раздвинув ноги; он – у стенки, не повернуться, тесно. Кровать была полутораспальная. Он хотел разбудить Таньку, чтобы подвинулась, но, нащупав миниатюрную Танькину грудь, успокоился.

Таньке не было еще тридцати, а он уж разменял пятый десяток. «Ей бы хорошего парня, а она вон связалась с мужиком. Нехорошо все это. Неправильно, – думал он. – По пьянке чего не бывает?» Трезвой Танька не заходила. Давай разбежимся, чего народ смешить, не раз он предлагал. Но Танька и слышать не хотела, чтобы разойтись; говорила про любовь. Он не очень верил в ее любовь. Будь Танька постарше, тогда можно было бы до чего-нибудь договориться, а так – детский лепет. У нее была от Германа дочь, пять лет. Вот уж два года прошло, как Танька с Германом не жила. Они даже зарегистрированы не были, как муж и жена: так, жили по обоюдному согласию. …и вот однажды разбежались. Танька даже на алименты не стала подавать. Она уж год ходила с Виктором. Через неделю у них свадьба.

Трезвая Танька все больше отмалчивалась, скромничала, зато пьяная – трещала без умолку. Ей нравилось быть веселой, этакой разбитной. Может, она поэтому и пила, чтобы быть веселой. Танька не была красавицей,но мужчины на нее засматривались. Она была чуть выше среднего роста, не полная и не худая. Правильные черты лица. Волосы огненно-рыжие. Главное – ей не было еще тридцати. Молодая. Танька жила с матерью. Была старшая сестра, Надежда. Пили все – мать, Надежда, Танька. Она все хотела бросить пить. Друзья ее один за другим спивались, уходили из этого мира: кто по болезни, кому жить надоело. Танька собиралась лечиться. «Хорошо бы пошла», – хотел он Таньке добра. Она была инвалид второй группы по зрению. Нигде не работала, жила на пенсию. Мать ей помогала. Летом окна Танькиной квартиры не закрывались… музыка, пьяные голоса… весело проводила Танька время .