Ваша С.К.
Шрифт:
— Помилуй! — взмолилась княжна.
— И не подумаю… Распоясанная ходишь тут, тень на плетень наводишь…
— Куда и что я навожу? — рассмеялась княжна звонко. — Снова ты все попутала, Кикиморка!
— И не попутала, это ты попутать меня хочешь… Куды пошла?
А Светлана идти никуда и не могла — крепко примотана была к веретену Кикиморки.
— Пусти!
—
Светлана зло сощурила глаза:
— Ты плохая хозяйка тут, а я хорошей буду. За петухом пошла. Что добру пропадать, а злу голодать?
— Светлана, я сегодня очень добрый… — снова послышался из-за двери голос графа фон Крока.
— Вот вы-то точно, граф, вздор городите! — рассмеялась княжна. — Вам никак по табелю о рангах добрым быть не положено. Да пусти ты, злыдня! Сейчас на вилы тебя посажу!
И снова в сенях все повалилось, и снова раздался за дверью голос графа:
— А вам, Светлана, самой добротой быть положено…
— А я когда голодная, всегда злая, — проговорила княжна, вырывая из рук Кикиморки веретено. — А каша моя в печи, а у печи вы, а во рту у вас кровавой росинки еще не было…
Она заткнула веретено за пояс, который накрутила ей Кикиморка, и, вернув вилы на крюк, пошла во двор. Кикиморка следом выскочила.
— Ручки белые марать не будешь, красавица? — ехидно проворчала она, когда княжна остановилась над мертвым петухом.
— Не буду, — гордо выдала она. — Твои-то на что будут? И знаю, все равно за мной пойдешь…
— За тобой не пойду, за веретеном своим пойду, родимым, — закудахтала Кикиморка, хватая петуха под мышку.
Светлана потащила ее в сени, дверь плотно прикрыла и постучалась к графу.
— Открывайте, не бойтесь, — шепнула она, хотя следовало сказать «не бойся» да про себя, а то сердце так в горле стучало, аж под самым подбородком, что не ровен час зубы в разные стороны полетят.
— Да как же я открою, коль я узником тут, а не гостем гощу.
Светлана рванула дверь на себя, потом одумалась и толкнула, даже плечом налегла. Знала, что замка нет.
— Кто держит ее? — выкрикнула княжна звонко.
— Я и держу, — пробасил, кряхтя, Домовой. — Жду как снова свиньей ругаться станешь.
— Не дождешься! А-ну открывай, что тебе говорят! А то… — Светлана выхватила из-за пояса веретено. — Веретено переломлю…
— Ой, горе мне, горе! — упала перед ней на колени Кикиморка, а Светлана на всякий случай ещё выше руки подняла. — Горе мне, горе…
—
— Да как же это можно?! — Кикиморка выронила петуха и теперь обеими руками цеплялась за подол княжны, а та аж на цыпочки поднялась, чтобы еще выше стать. — Где это видано, чтобы жена мужем помыкала…
— У нас в дому видано! — отрезала княжна. — Сказала, что переломлю, значит, переломлю. Ну…
Но Кикиморка только узким длинным носом между половиц попала и голову руками прикрыла, и до княжны сразу же донеслись ее всхлипывания — тихие, что мышиный писк.
— Фу ты пропасть, аж тошно! Получай свое веретенко обратно, — Светлана хотела бросить его на пол, а оно повисло на нитке, не коснувшись половиц. — Что валяешься, курья твоя нога! Режь нить, говорю, а то не увидишь веретена — в колодец брошу. А ты отпирай, а то… — Светлана постучала по двери кулаком. — Дворового позову… Самовар ставь!
— Фу ты, ну ты…
Зашуршал старик одежами, и дверь скрипнула. Светлана вошла с поклоном и сразу к графу, а тот отступил от нее, отпрыгнул аж под самый красный угол.
— Грозная вы княжна, — проговорил он, делая шаг вперед, чтобы присесть на лавку, куда она его по приезду усадила.
Ставни снаружи закрыты — а она и не заметила. Светлячки над черепом нимбом светятся. Темновато, но разглядеть можно. Хотя и нечего разглядывать — все, кажется, в полном порядке на своих законных местах. Кроме самого графа — рубаху банную скинул. Снова сорочку надел и камзол на плечи накинул.
— Ой, батюшки! — ахнула княжна и рот прикрыла, а граф с лавки вскочил и озираться принялся, ища, что могло княжну напугать. — Я у бабки плащ ваш забыла, вот балда так балда… И фуфайку Бабайкину тоже… Но я живо назад сбегаю…
— Да куда ж вы все бежите, милая княжна? То ко мне, то от меня… — граф тяжело опустился на скамью. — Да пропади пропадом этот плащ! Вы же голодны… Из-за меня…
— И вы, как вижу, тоже… Из-за меня, — Светлана на шаг дальше отступила и напустилась на Кикиморку, чтобы поторапливалась.
Та шасть к печи за занавеску, схватила нож и раз, голова птицы долой и потекло что-то на дно кружки.
— Да что ж вы так на меня смотрите, граф? — княжна отвернулась и тут же услышала тяжелый вздох трансильванского гостя. — Что такое?
Она обернулась и смотрела уже лукаво…
— Поторопите служанку, княжна, тогда и разговор будет ладиться, а то сейчас у меня что ни слово, то зубной скрежет, так и без клыков останешься, — он тоже улыбался, да только губами. — Секрет откроете? Не силой воли сдерживаю себя нынче, а чьей-то другой силой, превосходящей мою в стократ.