«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века
Шрифт:
1451
Крайние даты определяются упоминаемой в тексте датой суда тиуна Я. Г. Моклокова (14 апреля), с одной стороны, и датой выдачи правой грамоты (16 июня) — с другой.
Действительно, как выясняется при обращении к тексту сохранившихся документов, участие маленького великого князя в судопроизводстве ограничивалось произнесением нескольких коротких стандартных фраз, полагавшихся по протоколу. Заслушав судный список, судья (в данном случае — «сам» Иван IV) задавал истцу и ответчику обязательный вопрос: «Был ли вам таков суд, как в сем списке писано». Получив утвердительный ответ, он выносил приговор в пользу одной из сторон и отдавал соответствующие распоряжения местным судьям, проводившим первоначальное рассмотрение дела. После этого к списку прикладывалась великокняжеская печать, а дьяк ставил свою подпись [1452] .
1452
Так оформлен, например, список суда К. Л. Копытова и З. А. Руготина о спорной земле между поместьем В. Ф. Мансурова и троицким селом Присеки, доложенный 23 июня 1535 г. Ивану IV (АГР. Т. I. № 44. С. 46, 47). Те же фразы звучали и 7 июня 1536 г. на слушании великим князем дела о размежевании спорных земель между поместьем Чулковых и тем же монастырским селом Присеки (Там же. № 46. С. 55).
Разумеется, нет никакой уверенности в том, что юный государь в самом деле произносил слова, которые теперь мы читаем на обороте дошедших до нас в подлиннике судных списков. Вполне вероятно, что дьяк (а им чаще всего в 1535–1539 гг. на суде великого князя был Дурак Мишурин: см. строки 6, 7, 9, 12, 13 в табл. 4) просто записывал привычные формулы, которые положено было произносить в подобных случаях по устоявшемуся судебному обычаю. Именно так, по всей видимости, происходило разбирательство судебного дела о бое и грабеже, учиненном князем И. А. Лапиным-Оболенским и его людьми в вотчине Троице-Сергиева монастыря, деревне Наумкове, осенью 1534 г. Дело тянулось несколько месяцев, до апреля 1535 г., и на всех этапах слушаний великий князь (которому не исполнилось еще и пяти лет!) якобы сам проводил допрос свидетелей, потерпевших и ответчиков, а также назначал следующие сроки судебных заседаний [1453] . Понятно, что все эти слова, приписанные в тексте правой грамоты юному государю, в действительности произносил за него кто-то другой.
1453
АГР. Т. I. № 45. С. 47–52.
Ситуация едва ли принципиально изменилась и к сентябрю 1538 г., когда Ивану IV, которому только что исполнилось восемь лет, пришлось слушать запутанное дело об убийстве в Медынском уезде помещика Степана Иванова сына Пронякина. Обвиненный в убийстве Федор Степанов сын Неелов с сыном Жданом пустился в бега, и ответ пришлось держать его жене Марии и холопу Федьке. Точка в этом деле была поставлена только 28 февраля 1539 г., когда Мария Неелова и ее холоп были выданы головой вдове убитого Степана Пронякина — Екатерине [1454] . Интересно, что и на этот раз судный список, согласно которому юный государь якобы руководил следствием и выносил приговор, подписал уже упоминавшийся выше дьяк — Дурак Мишурин [1455] .
1454
АСЗ.
1455
Там же. С. 395, 396.
Неясно, однако, зачем вообще понадобилась эта фикция суда малолетнего великого князя. Ведь от того же времени, 1534–1539 гг., до нас дошли судебные документы, выданные по приговору бояр кн. И. В. Шуйского и кн. И. Ф. Овчины Оболенского, дворецких кн. И. И. Кубенского, И. Ю. Шигоны Поджогина и кн. Д. Ф. Палецкого (табл. 4, строки 1–4, 10, 14, 15). Более того, после 1539 г. в течение 7 лет великий князь в качестве судьи в дошедших до нас документах ни разу не упоминается: все приговоры от его имени выносились в те годы боярами, дворецкими или казначеями (там же, строки 14–26). При этом с 1543 г. в правых грамотах встречается указание на то, что судный список докладывался государю, а приговор выносился боярами или иными должностными лицами (табл. 4, строки 24, 25).
И вот, наконец, 19 марта 1546 г., согласно сохранившейся правой грамоте вологодских писцов Тимофея Андреевича Карамышева «с товарищи», выданной слуге Кирилло-Белозерского монастыря Роману Никифорову, государь снова предстал перед подданными в роли судьи: великий князь, выслушав судный список тяжбы монастыря с крестьянином Сямской волости Лыком Ивановым из-за Самсоновской пустоши, «приговорил со всеми бояры» и присудил спорную пустошь Кириллову монастырю [1456] .
1456
ОР РНБ. Ф. 573 (СПб. ДА). А. 1/16. Л. 478 об. — 479 об. (текст приговора великого князя с боярами).
В данном случае реальность участия повзрослевшего Ивана IV в судебном заседании сомнений не вызывает. Тем не менее более двух десятков сохранившихся дел, по которым приговор был вынесен от имени («по слову») великого князя его ближайшими советниками (боярами, дворецкими, казначеями), позволяют утверждать, что для нормального функционирования суда высшей инстанции личное присутствие великого князя отнюдь не было обязательным — в отличие от посольских приемов и иных подобных церемоний, где никто не мог заменить особу монарха.
Сказанное о суде с еще большим основанием может быть повторено в отношении другой управленческой функции — выдачи жалованных грамот. Хотя все официальные акты издавались от имени государя, но, как было показано в предыдущей главе, в годы «боярского правления» случаи выдачи грамот по прямому распоряжению Ивана IV были очень редки. До 1543 г. такие случаи совсем неизвестны, что и понятно: пока ребенок на троне был мал и над ним существовала опека, челобитчикам не было смысла (да и, по всей видимости, возможности) обращаться со своими просьбами к государю напрямую. Как только подросший Иван освободился от опеки и стал совершать длительные поездки по стране, игумены некоторых влиятельных монастырей воспользовались этой возможностью, чтобы похлопотать перед юным государем о своих нуждах. Так появились рассмотренные выше грамоты с путной печатью, известные с осени 1543 г. К 1545 г. относятся уникальные пометы на обороте жалованных грамот соответственно Антониеву Сийскому и Троице-Сергиеву монастырям, гласящие, что эти две грамоты были выданы по приказу самого великого князя (см. выше гл. 7, табл. 2, строки 38 и 42).
К десяти известным на сегодняшний день грамотам за путной печатью 1543–1548 гг. и двум упомянутым выше грамотам 1545 г., имеющим характерные пометы на обороте, следует добавить еще два документа 1546 г., из самого содержания которых явствует, что они были выданы после прямого обращения челобитчиков к Ивану IV. Прежде всего обращает на себя внимание жалованная грамота, выданная 24 июня 1546 г. троицкому игумену Ионе «с братией» на двор в г. Коломне. Эта грамота, судя по заключительной фразе, была «писана на Коломне», где тогда находился великий князь, но запечатана не путной (черновосковой), а обычной красновосковой печатью [1457] . Очевидно, игумен, узнав о пребывании Ивана IV в Коломне, бил челом государю о том, что у Троице-Сергиева монастыря нет там своего двора и что когда «приезжают их слуги и крестьяня манастырские на Коломну за манастырскими делы», то в городе из-за отсутствия троицкого двора «ставитись им негде» [1458] . Челобитье троицкого игумена о пожаловании двора в Коломне было сразу же удовлетворено.
1457
ПРП. Вып. IV. С. 114–116 (дата и описание печати: с. 116).
1458
Там же. С. 115.