Вечный воин

Чернобровкин Александр Васильевич

60

Мне пришло в голову, что война на море — это война со всеми удобствами. Не то, что в сухопутной армии. Ты в тепле, спишь на мягкой кровати, накормлен вовремя. Только шторма создают немного дискомфорта. Лучше, разве что, быть военным летчиком, но их пока нет. Сейчас летают только с крепостных башен вниз головой и не по своей воле.

Несмотря на то, что ветер был юго-восточный, не совсем попутный, я направил марсильяну к Мальтийскому проливу и дальше, в Ионическое море. Появилась у меня мысль обзавестись боевыми лошадьми. Своих я продал в Фессалониках перед выходом в море. Тогда не знал, где осяду, а возить без дела в трюме или на палубе бедных животных считаю издевательством. Сейчас лучших лошадей выращивают

в Персии. Судя по терминам из хеттского языка, именно от моих бывших подданных пришла к персам наука племенного разведения и выездки. В Восточной Римской империи на этом специализируются Вифиния (область в Малой Азии, которая тянется от южного берега Мраморного моря вдоль западного берега Босфора, где находятся пока еще мои имения, до примерно середины южного берега Черного моря, захватывая и часть территории бывшего Хеттского царства) и Македония. На Апеннинском полуострове, как ни странно, коневодство не стало ведущей отраслью. Не помогли даже перевезенные туда мною хетты, ставшие позже этрусками. Может быть, потому, что горная местность не предназначена для конных атак. Римляне предпочитали воевать в пешем строю, а лошадей использовать, как средство передвижения, поэтому сейчас, когда роль кавалерии стала расти, им доставляют отборных жеребцов с Балканского полуострова. Вот я и повел марсильяну к проливу Отранто, через который перевозят грузы между двумя полуостровами. Он шириной всего миль сорок, поэтому даже самые медленные галеры успевают пересечь за световой день, а быстрые либурны — смотаться туда и обратно.

Добрались до пролива Отранто вечером. До темноты пересекли его в северном направлении, вошли в Адриатическое море, которое римляне называют Верхним, в отличие от Тирренского, омывающего Апеннинский полуостров с запада и именуемого Нижним. Там легли в дрейф до рассвета, а затем вернулись в пролив с попутным северо-западным ветерком, стараясь держаться милях в десяти-пятнадцати от восточного берега. Не знаю, как сейчас, а раньше военные галеры сопровождали торговые лишь часть пути, миль пять-семь, чтобы оставаться в видимости берега и иметь возможность в случае шторма быстро вернуться в гавань или защищенную бухту. Там они дрейфовали, дожидаясь купеческий караван с противоположного берега, и возвращались с ним. Ведь пираты сейчас тоже плавают на галерах и не удаляются далеко от берега. Не думаю, что за время моего отсутствия в этих краях что-то сильно изменилось. Во все времена в фундаменте человеческих поступков лежит поединок между страхом и ленью. Последняя побеждает чаще.

Караван был из семнадцати галер, которые шли строем кильватер, держа дистанцию с кабельтов. Возглавляли строй самые маленькие. Именно на таких и перевозят лошадей, которые занимают много места и весят мало, но оплачиваются дороже, чем большая часть других грузов. На «круглое» судно, идущее под парусами пересекающимся курсом, не обращали внимание, точнее, смотрели с любопытством и без страха. До тех пор, пока мы не поперли прямо на флагмана — тридцатидвухвесельную либурну. Там не сразу поняли наш маневр, попробовали уклониться навстречу ветру. Марсильяна врезалась в правый их борт и пошла вдоль него, круша весла. Треск был такой, будто ураган ломает деревья. Зато быстро погасили инерцию. Мои матросы зацепились «кошками» за борт галеры, подтянули ее, после чего абордажная партия высадилась на приз. На нем было человек десять охранников, которые предпочли не погибать за чужое добро, сразу сдались. К сожалению, везла галера не лошадей. Я даже не стал смотреть, какой на ней груз.

— Приведи навклира! — крикнул я Менно, который возглавлял абордажный отряд.

Этот вандал уже передумал покупать в складчину галеру. Предпочитает отправляться на разбой на марсильяне. Он думает, что на моем судне безопаснее во всех отношениях. К тому же, получает, как командир отряда, три пая.

Навклиром оказался седой худой старикашка, трясущийся от страха, как осиновый лист. У меня даже появилось подозрение, что врежет дуба до того, как ответит на мои вопросы.

— На

какой галере везут лошадей? — спросил я.

— Что, мой господин? — не понял он.

Я повторил вопрос, медленно и четко произнося каждое слово.

Навклир торопливо повторил свой.

Я не выдержал и заорал:

— Отвечай, на какой галере везут лошадей, или сейчас полетишь за борт!

— Феофан везет, — быстро ответил он, будто я тоже знаю, кто такой Феофан.

— Покажи, на какой именно галере! — раздраженно потребовал я.

— Через одну от моей, — ответил старик и показал на точно такую же тридцатидвухвесельную либурну, которая быстро разворачивалась на обратный курс.

— Если соврал, умирать будешь долго! — предупредил я.

— На ней, не вру! — испуганно пролепетал навклир.

Оставив на захваченной либурне десять человек, мы погнались за второй. Погоня продолжалась с полчаса. Либурна слошадьми рванула к восточному берегу пролива, надеясь быстро добраться до военных кораблей, которые обязательно защитят, спасут. Только вот скорость у нас была выше, потому что шли курсом бакштаг, то есть с попутным ветром.

Подошли к этой галере аккуратно, с кормы, на которой был натянут шатер навклира, и зацепились сразу четырьмя «кошками», благо никто не мешал, все перебежали по куршее в носовую часть. После чего мы мигом опустили паруса. Гребцы-рабы на либурне решили, что есть повод отдохнуть после напряженнейшей работы, и оставили весла в воде, из-за чего галера быстрее остановилась. Мы подтянулись к ней вплотную, не надо было даже «ворон» опускать.

На этом раз я первым ступил на борт приза и сразу заглянул в трюм. Вдруг опять ошиблись, и придется гнаться за следующей? И облегченно вздохнул: она таки везла дюжину боевых коней. Я спустился в трюм, быстро осмотрел их. Девять жеребцов и три мерина, все моложе пяти лет. После чего приказал привести навклира.

Ему было лет тридцать пять, низенький и пухленький — эдакий колобок на коротких ножках. Плутоватые карие глаза постоянно бегали, словно, если остановятся, то ослепнут или скажут правду, после чего уж точно ослепнут.

— Это твои лошади? — спросил я, собираясь узнать, где приобрел.

— Нет, я бедный человек, — ответил он и, показав оттопыренным большим пальцем правой руки себе за спину, на носовую часть либурны, добавил: — Там купец, их хозяин.

При этом зрачки обоих глаз сместились в правые углы и «залипли» там на несколько секунд. Я даже подумал, что навклир сейчас загнется из-за этого. Нет, выкарабкался, глаза опять забегали из стороны в сторону, напоминая стрелки в испорченном манометре.

У купца — пожилого здоровяка, который неплохо бы смотрелся в армии — глаза не бегали, а прямо таки излучали счастья видеть меня. На такой взгляд ведутся самовлюбленные лохи и бабы, если это не одно и то же.

— Откуда лошади? — спросил я.

— Из Лариссы, — ответил купец.

Это македонская столица коневодства. Не лучший вариант, но приемлемый.

— Они дорого стоили, — сказал я. — Значит, и за тебя получим немало.

— За меня заплатят двести солидов, — предложил он.

— А триста? — насмешливо поинтересовался я.

— Я не настолько богат… — начал было купец, потом вздохнул тяжело и изрек смирено: — Ладно, триста.

Я забрал его на марсильяну, поскольку думал, что купец второй по ценности из захваченной добычи. На либурне остался Менно с десятком воинов, чтобы присматривать за призом. После чего мы пошли на веслах против ветра к первой захваченной либурне.

Оказалось, что я зря отнесся пренебрежительно к ее грузу. Везла либурна рулоны шелковой ткани разных цветов, включая пурпурный. Последние, скорее всего, изготовили где-то в Средиземноморье, покрасив белую ткань. Хотя допускаю возможность, что какой-то отчаянный купец отвез пурпурную краску в Китай (не знаю, как он сейчас называется) и на вырученные деньги купил выкрашенные ей ткани и привез в Восточно-Римскую империю или, что скорее всего, в этом процессе участвовали несколько купцов, и каждый наварился на своем этапе.