Вечный воин

Чернобровкин Александр Васильевич

62

В проливе Отранто нас ждала целая флотилия военных галер. Узнав, где именно мы захватили добычу в предыдущий раз, вандальские пираты поплыли туда и нарвались. Как минимум, галер пять стали трофеями римлян, восточных и западных, в кои-то веки объединившихся. Видимо, купцы проспонсировали и тех, и других. На наше счастье, шли мы галсами против ветра, вовремя поняли, что это не купеческий караван, легли на обратный курс и оторвались от преследователей, благо время было к вечеру и долго за нами не гнались. Можно было поискать добычу в другом месте, но меня малехо перемкнуло, решил утереть нос римским военным морякам. Когда стемнело, мы опять легли на обратный курс, пошли к проливу. Мои рулевые уже научились вести судно ночью по компасу, а матросы — быстро и слажено работать с парусами. Шли против ветра короткими галсами, чтобы не вылететь

на берег. К рассвету оказались милях в двадцати севернее пролива, примерно на траверзе Бриндизиума, и пошли дальше на север. Если пролив Отранто днем охраняется, поищем добычу в северной части Адриатического моря, где купцы пока непуганые и нет охраны.

Днем мы прошли траверз Дурреса, ныне называемого Диррахием. В двадцатом веке я посещал этот порт на греческом контейнеровозе. Когда отправился погулять по городу, появилось впечатление, что вернулся в детство. Это из-за пятиэтажек, построенных по проекту советских архитекторов. Тогда у меня осталось об Албании раздвоенное впечатление: с одной стороны типичный «совок», с другой — вроде бы и капитализма в достатке; географически это Европа, а такое впечатление, что в Азии, особенно, когда увидишь клубки проводов, протянутых от столба к столбу и от них к домам; толпы цыган, но ведут себя не шумно, не пристают, предлагая купить что-либо или погадать; постоянно попадались мужчины в пиджаках разных оттенков красного цвета — униформе российских «братков», которые сидели на террасах забегаловок, неспешно потягивая кофеек; вроде бы все тихо и спокойно, а везде бетонные доты… Местная кухня не впечатлила. Мне сказали, что в итальянских ресторанах кормят хорошо, но итальянские я буду посещать в Италии, а в Албании пошел в албанский в центре Дурреса. Оказалось, что это та же турецкая кухня с сильной добавкой кукурузы в разных видах, из-за чего кажется, что движется в направлении мексиканской. Вино так себе, ракия такая же, как у соседей, пиво без вкуса и почти без запаха, только цвет правильный. Зато я с удовольствием трескал местные увесистые пирожки с рубленым мясом, или рассольным сыром, или овощами, которые продаются буквально на каждом углу и называются буреки. Обратил внимание, что аборигены раскупают их в прямом смысле слова, как горячие пирожки. К тому же, название почти совпадало с чебуреками, которые готов поедать в непотребных количествах. Обычно я не покупаю еду у уличных торговцев, а тут рискнул, подумав, что выброшу, если не понравится, тем более, что стоили буреки очень дешево. В Албании на все местное цены были низкие, даже в сравнение с Турцией, не говоря уже об Италии и Греции. Наевшись буреков, я пришел к выводу, что в Албании не так уж и плохо отдыхать. Тем более, что и море такое же, как в Италии.

На левом галсе мы приближались к берегу мили на три. Купеческие галеры не попадались, только рыбацкие лодки, которые нас не интересовали. Были видны деревеньки и виллы богачей. Я смотрел на них и вспоминал свою предыдущую эпоху, когда был хозяином такой же по ту сторону моря и на приличном удалении от него.

Мои подчиненные поняли меня неправильно.

— Нападем на них ночью? — спросил Менно. — Там богачи живут, добыча будет хорошей.

— Почему нет?! — решил я. — На следующем левом галсе вернемся к этому же месту в темноте, встанем на якорь у берега и высадим твой отряд. Приготовьтесь.

— Да мы всегда готовы! — бодро ответил вандал.

Первую треть ночи почти полная луна давала столько света, что холмистый берег был виден хорошо, благодаря чему встали на якорь всего кабельтовых в трех от линии прибоя. Я остался на марсильяне с семью матросами, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств быстро сняться и уйти, а все остальные были переправлены на берег двумя ходками на баркасе, рабочей шлюпке и тузике.

Сперва было тихо. Создавалось впечатление, что десант просто растворился в ночи. Потом залаяла одна собака, другая, третья… Затем раздались крики. Несмотря на то, что слышимость была хорошая, будто происходит всё где-то совсем рядом, разобрать слова я не смог. Может, это и к лучшему, а то бы стало жалко тех, кто кричал.

Здесь давно не было ни войн, ни пиратов. Люди расслабились, привыкли чувствовать себя в безопасности. Наверное, у них были какие-то планы на завтра, на следующий месяц и год, но вдруг в их дом среди ночи вламываются грабители, и заканчивается всё хорошее, а порой и сама жизнь. Такая вот непредсказуемость в нынешнюю эпоху. Впрочем, и в двадцать первом веке случалось, что грабители врывались в дом среди ночи, правда, не так часто.

Погрузка началась с наступлением утренних сумерек. К тому времени на берегу у кромки прибоя уже лежали

груды всякого барахла, упакованного, как попало, и стояли и сидели пленники. Вещи перевозили на баркасе и перегружали в третий трюм, самый вместительный, а людей — на шлюпке и тузике и отправляли в первый трюм. Я был уверен, что товаров наберем много, а рабов мало. Отдельно привезли сундук, наполненный серебром, в основном посудой, и кожаный мешочек с золотом: перстни, кольца, сережки, браслеты и солиды. Если бы я грабил ночью прохожих на дороге, то добычу можно было бы считать богатой, а для пирата — мелочь пузатая.

Впрочем, не все было так уж и печально. Среди пленников находилась девушка лет тринадцати в порванной спереди тунике из тонкой белой ткани. Даже гримаса страха на узком холеном личике не скрыла красоту. Девушка неловко поднялась по штормтрапу. Порванная туника распахнулась, открыв небольшие, упругие сиськи с темными сосками. Девушка спустилась по трапу на палубу, собрала левой рукой в комок тунику, спрятав свои прелести, и пошлепала маленькими белыми ступнями к первому трюму, вслед за остальными пленниками. По тому, как боязливо переставляла ноги, было понятно, что ходить босиком не приучена.

— Эту в мою каюту, — показав на девушку, приказал я.

Она не сразу поняла, что хочет матрос, выполнявший мой приказ, попробовала увернуться, проскользнуть к первому трюму, но ее грубо толкнули к двери, ведущей в капитанскую каюту. Иногда на дорогу к счастью направляют тумаками и пинками.

Я спустился с полуюта на главную палубу, открыл дверь в свою каюту и сказал девушке на греческом языке:

— Заходи.

В каюте было темновато, лишь масляный светильник, подвешенный к подволоку над столом, медленно покачивался и источал жиденький желтоватый свет и горьковатый запах сгоревшего оливкового масла. Я показал девушке, чтобы села за стол, а сам достал из рундука шерстяное одеяло, которым не пользовался с весны, накинул его на узкие плечи, которые тряслись то ли от холода, то ли от страха. Ключицы у нее были тоненькие и теплые. Меня пробило острое чувство жалости и, наверное, инстинктивное желание защитить, уберечь от бед, как будто не я был их причиной. Я налил из серебряного кувшина в серебряный кубок неразбавленное красное вино, поставил перед девушкой. Затем придвинул к ней блюдо с финиками.

— Выпей, поешь и пореви, — предложил я. — Захочешь спать, ложись на кровать. Я вернусь не скоро.

Она сидела за столом скукоженная, напоминая воробышка под дождем, и не шевелилась. Взгляд был направлен на кубок с вином, но, уверен, не видела его. Ладно, пусть сама страдает, для этого и рождена. Все равно ведь, рано или поздно, ей пришлось бы покинуть родительский дом и оказаться в постели малознакомого или вовсе незнакомого мужчины, которого ее родители сочли бы достойной парой. Любовь вне брака пока еще не придумали. Предки трубадуров только начали перебираться из леса в города.

63

День мы дрейфовали примерно посередине Адриатического моря, где нас никто не побеспокоил. Десант отоспался, приготовился к следующей вылазке. На этот раз мы посетили владения Западной Римской империи. Как ни странно, добычи там было меньше. Мой тесть Флавий Константин рассказывал как-то во время совместной трапезы, что богачи начали перебираться в Восточную Римскую империю, потому что там ситуация стабильнее, несмотря на нападения гуннов. Мне кажется, главная ценность денег — это возможность перемешаться в зоны наибольшего комфорта. На планете всегда где-нибудь приятная погода во всех смыслах слова.

Барахла набрали мало, зато пленных было столько, что заполнили первый, второй, часть третьего трюма, и на главной палубе места свободного не найдешь. Я решил не жадничать, повел марсильяну в Карфаген. Пролив Отранто проскочили ночью, когда там было пусто. На рассвете, убедившись, что находимся вдали от берегов и северо-западный ветер подгоняет нас в нужном направлении, я пошел отдыхать.

Лаодика, моя новая наложница, уже не спала. Не знаю, есть ли птицы, которые просыпаются раньше жаворонков, так вот она одна из них. При этом засыпает вместе со мной, то есть поздно. Правда, спит днем пару часов. Я бы в таком режиме давно загнулся, а она всегда полна энергии и радостного отношения к жизни, хотя и пореветь не прочь. Вчерашние печали позабыты, по крайней мере, при мне. Для женщины ведь главное — не остаться одной, чтобы в ее жизни был мужчина, чтобы было, на ком повиснуть, кому мозг выедать. Дальше включается женский основной инстинкт — инстинкт продолжения рода, и всё остальное отодвигается на задний план, на моменты, когда жизнь будет так хороша, что не из-за чего пореветь. Вот тогда и припомнится прошлое.