Вечный воин

Чернобровкин Александр Васильевич

Я неспешно разделся, спиной чувствуя взгляд Лаодики. Давно не был, как под микроскопом. Для нее это вопрос выживания, поэтому надо быстро определить мои сильные и слабые места и зацепиться за них. Видимо, я не самый плохой вариант. Если не получится со мной, следующего может не быть вовсе или достанется какому-нибудь моральному уроду. Задача не из легких даже для опытной женщины. Я не говорю Лаодике, что уже зацепилась, заняла свободную нишу, образовавшуюся в связи с беременностью Хильды. Пусть потренируется. Жизнь долгая, всё может пригодиться.

В тусклом свете от больше коптящего, чем горящего, фитиля масляной лампы лицо Лаодики прямо таки излучает радость видеть меня. Вполне возможно, что это чувство искренне. Всё-таки она кончает со мной, а это для женщины много значит.

Лаодика взвизгивает со смешком, когда прикасаюсь холодными руками к ее теплому телу.

— Давай погрею их, — предлагает она, берет обе мои ладони своими маленькими, начинает дуть на них.

Вспоминаю, что у коровы выдыхаемый воздух пахнет молоком, и пытаюсь понять, чем у Лаодики. Скорее всего, сексом. Она прижимает мои ладони к своим губам, целует. Я понимаю это, как сигнал, что пора начинать. Моя правая ладонь скользит по густым пушистым волосам на лобке, протискивается между теплых бедер. Лаодика раздвигает их шире, давая мне завести ее. Стонем жалобно, словно делаю больно. Подо мной вертится немного, располагаясь поудобнее, после чего отдается процессу самозабвенно и начинает стонать более низко и легонько царапать мою спину коготками.

Закончив, я ложусь возле переборки, а Лаодика льнет ко мне, радостно хихикая и что-то бормоча. Я не разбираю слова, только тон — сплошной позитив, мёд медовый. Мне тоже хорошо с ней. Лучше, чем в последнее время с Хильдой, которая исправно выполняла супружеские обязанности, но как-то без огонька. Да и меня беременные женщины не шибко возбуждают. Всё время такое чувство, что это секс «Два плюс подглядывающий».

Работал со мной старший механик-француз. Мы с ним любили вечером сесть на шлюпочной палубе и распить бутылочку сухого вина под разговор о всякой всячине. Однажды он рассказал, как в отпуске познакомился с парижанкой, которая любила заниматься сексом в Булонском лесу. По ночам там рабочее место проституток обоего пола, включая промежуточные транс-варианты, но заглядывают и парочки, у которых нет денег на гостиницу или желающие острых ощущений. Еще там много онанистов, которые по несколько человек окружают такие парочки, и каждый занимается своим. Подружка механика в хорошо освещенном месте становилась в коленно-локтевую позу и во время процесса любовалась теми, кто дрочил, любуясь тем, как ее дерут.

Разбудил меня стук в дверь каюты:

— Корабль! Большой!

Я не сразу понял, зачем меня разбудили. Откуда в открытом море корабль?! Был искренне уверен, что, кроме моей марсильяны, там никто не шляется.

Оказалось, что сильно ошибался. Это был не просто большой корабль. Если пропорции перенести в двадцать первый век, то это был бы супертанкер класса ULCC (Ultra Large Crude Carrier) дедвейтом более триста двадцати тысяч тонн. Римский был длиной пятьдесят пять метров, шириной пятнадцать, осадкой семь и надводным бортом восемь. Дедвейт, как позже я подсчитал, составлял тысячу триста тонн. Главная мачта несла прямой парус, над которым были два треугольных топселя. В носовой части находилась короткая, наклоненная, дополнительная мачта, которая несла артемон. Благодаря парусам, корабль в полветра перемещался со скоростью узла два. Управлялся с помощью двух длинных рулевых весел с широкими лопастями, опущенные с кринолинов по одному с каждого борта. Работало на них по два человека. В кормовой части было что-то типа надстройки. Зерновозы сейчас называют корбитами.

Я знал, что еще с тех времен, когда я был перегрином Римской империи, «круглые» корабли шли из Александрии строго на север, до острова Кипр, визуально «уцепившись» за который, поворачивали на запад, на острова Родос и Крит, после чего к Мессинскому проливу, отделяющий Апеннины от Сицилии и дальше на порты западного побережья полуострова, в основном в Остию, через которую снабжается Рим, или вдоль Балканского полуострова на порты восточного побережья. За летнюю навигацию делали в среднем пару рейсов. Мессина сейчас под контролем вандалов, и я был уверен, что «круглые» суда ходят только на порты Адриатики. Может быть, судовладелец договорился с моими нынешними согражданами.

Само собой, мы взяли его на абордаж. Хозяин корбита настолько был уверен, что

пираты не нападут или, даже если нападут, с нынешних галер на такой высокий надводный борт не заберутся, что сэкономил на охране. Их было всего пять человек, которые, как догадываюсь, выполняли свои обязанности только в порту, отгоняя мелких воришек. Еще было одиннадцать матросов, навклир и его помощник. После того, как один из охранников решил перерубить трос «кошки», зацепившейся за планширь, и получил от меня стрелу в грудь, остальные члены экипажа решили не подставляться, попрятались, кто где смог. Мои люди потом долго их выковыривали.

Кроме груза и хозяйских шестнадцати солидов у навклира, ничего ценного на судне не было. Я объявил экипажу приза, что по прибытии в Карфаген будут отпущены на свободу, чтобы без принуждения выполняли свои обязанности. После чего на корабль были переправлены несколько десятков пленников, благодаря чему стало возможно без проблем перемещаться по главной палубе марсильяны. Мы легли на курс зюйд-зюйд-вест, ветер норд-ост стал попутным, и захваченный корабль понесся к новому порту назначения самым полным ходом — узлов пять. На марсильяне пришлось опустить паруса на грот-мачте и бизани и взять рифы на фоке, чтобы не обгонять его.

64

Я не сомневался, кто именно купит у нас корбит вместе с грузом, поэтому сразу по прибытию на рейд Карфагена послал гонца к Ахираму. Пока ждали его, к призу приплыла целая флотилия лодок с желающими вблизи посмотреть на такого монстра. Я даже разрешил некоторым подняться на борт и пройтись по главной палубе. Самый богатый карфагенский купец тоже был удивлен, из-за чего даже не стал обстукивать борта, что обычно делал перед покупкой судна. Как он мне сказал, делает так потому, что на слух умеет определять, насколько крепка древесина обшивки. Может, потому не стал обстукивать, что у корбита обшивка была из очень толстых досок, и навыки, годные для галер, тут бы не сработали. И я впервые видел Ахирама задумавшимся, когда начали разговор о цене корабля. О зерне договорились быстро, потому что я сразу согласился на крупнооптовую карфагенскую цену в этом году, равную полутора солидам за куллей, зато за корбит торговались долго. В итоге сошлись на полутора солидах за каждые два куллея грузоподъемности, которые были чуть более тонны. Купец был уверен, что уложится в полторы тысячи солидов за корабль и три за груз, и выдал две тысячи авансом, а я прикинул кубатуру трюма и подсчитал, что получу намного больше. Через две недели, когда груз под охраной моих людей был доставлен в Остию, выяснилось, что заплатить нам за корбит надо тысячу восемьсот семьдесят пять солидов, за пшеницу три семьсот пятьдесят. Десять процентов ушло Гейхериху, а из остального половина, как навклиру-судовладельцу, плюс пять долей, как навклиру-капитану, достались мне. Из добычи я взял золото, серебро и двенадцать рабов, одну половину которых отправил в имение, а вторую оставил обслугой в городском доме.

Пока корабль ходил в Остию и обратно, я оставался в Карфагене, занимался городским домом. К тому времени основные ремонтные работы были уже выполнены, оставалась косметическая отделка. Поскольку денег у меня стало слишком много, украсил дом в духе местных нуворишей. Лаодике очень понравилось. Как оказалось, я богаче ее родителей, поэтому согласна жить со мной, даже в роли младшей жены, как она величала свой статус наложницы. Само собой, Хильде донесли об этом. Жена отнеслась спокойно. У ее отца тоже были наложницы. Вождю, богатому человеку да и просто хорошему воину положено иметь несколько женщин. Это нищеброду и трусу незачем плодиться.

После возвращения корабля и окончательного расчета, я занялся вкладыванием денег, чтобы работали, приносили доход. С удовольствием прикупил бы еще одно имение, но, как рассказал мне Ахирам, делать это можно было только с разрешения Гейзериха, получить которое было трудно. Предводитель вандалов предпочитал раздавать землю воинам, а не продавать торгашам. Зато можно было свободно вкладываться в городскую недвижимость, что я и сделал, купив два четырехэтажных многоквартирных дома. Заниматься ими назначил одного из своих рабов, который умел считать и писать.