Ведьмы танцуют в огне
Шрифт:
После обеда пришли судьи. Они принесли с собой сытые отрыжки и освежающий запах франконского.
— Ну что? — спросил Фёрнер. — Колдун ещё жив?
Готфрид с Дитрихом вытянулись перед ним.
— Ещё как жив! — доложил Дитрих.
Викарий подошёл к секретарю и заглянул в его записи, а потом бросил подозрительный взгляд на Готфрида. Примеру Фёрнера последовали Фазольт и Шварцконц.
— Я всё скажу, — донеслось из угла, в котором сидел скорняк. И Готфриду послышалось в его голосе… злорадство?
Судьи повернулись
— Рассказывайте.
— Альбрехт Шмидт, покойный кузнец, был колдуном, — начал Путцер. — Когда он умер, на его похороны собралось множество нечисти. Я знал только Анну Фогельбаум, все остальные обращались друг к другу по прозвищам. Когда колдуны похоронили Шмидта, они всем скопом отправились в лес, чтобы помянуть его.
Судьи даже замолчали. Никто не ожидал, что он когда-нибудь начнёт говорить.
— Альбрехт Шмидт? — переспросил Шварцконц. — Герр Шталь, вы всё записываете? Так. А как вы попали на памятный шабаш в ночь на первое мая?
— Снимите колодки, — натужно, сквозь боль попросил он.
— Вы будете говорить?
— Да.
— Я думаю, он заслужил. Снимите, — кивнул Шварцконц и Готфрид с Дитрихом раскрутили винты.
— Меня заставили туда идти, — ответил скорняк, когда колодки сняли. — Опоили зельем и заставили идти. Я был просто его другом, пришёл на похороны чтобы проводить, почтить память…
— Что было на шабаше?
— Какие-то пляски, песни, голые девки… Я плохо помню.
— Чтобы он голых девок плохо запомнил? — гоготнул Дитрих.
— Байер! — прикрикнул на него Фёрнер и даже хлопнул ладонью по столу. — Молчать!
Дитрих сразу опустил взгляд.
— То есть, вы хотите сказать, что не заключали с дьяволами никаких договоров?
— Конечно нет! — Путцер помотал головой.
— Только посмотрите на него! — сказал Фазольт. — Да чтобы опоить этакую тушу, нужна целая бочка зелья!
— Но это правда! — воскликнул скорняк.
«Не слишком ли похоже на историю Эрики, колдун?» — подумал Готфрид, но вслух ничего не сказал.
— Секретарь делал кое-какие записи, пока нас не было. Так вот, о какой Эрике вы говорили с сержантом Айзанхангом? — поинтересовался Фазольт.
У Готфрида всё аж похолодело внутри. Стоять и слушать, как этот колдун будет клеветать на неё?
— Отвечайте же, Путцер.
Скорняк помолчал, будто собираясь с мыслями, а потом начал говорить, тщательно подбирая слова:
— Эрика Шмидт — дочь того колдуна, Альбрехта Шмидта. Она была на шабаше…
— Это ложь, ваше преосвященство, — перебил его Готфрид. — Эрика Шмидт действительно дочь покойного Альбрехта Шмидта, но на шабаш её притащили силой и хотели принести в жертву. Мне удалось спасти её в последний момент, и теперь она живёт у меня. Она ничего не помнит о той ночи, так же как
На мгновение все затихли, Фазольт перевёл удивлённый взгляд с Путцера на Готфрида. Скорняк тем временем тихо выругался.
— Вот это да, Айзанханг! — сказал инквизитор. — А почему вы молчали раньше?
— На самом деле мне было известно об этом, — вступился за Готфрида Фёрнер. — Я поручил Айзанхангу охранять столь ценного свидетеля. И, хотя он не связан обетом безбрачия, как мы с вами, я всё же взял с него клятву не учинять никакой духовной пагубы…
— Её не было и не будет, — отчеканил Готфрид. — Я верно служу делу церкви, и охраняю Эрику Шмидт от любых посягательств.
— Даже своих собственных? — ухмыльнулся Фазольт.
— Так точно.
— Я думаю, герр Айзанханг заслужил повышение, — сказал инквизитор. — Вы не находите, герр Фёрнер?
— Я абсолютно с вами согласен, доктор Фазольт, — кивнул Фёрнер. — Я дам ему пару заданий и посмотрю, как он с ними справится. Возможно, Эрика Шмидт понадобится нам в качестве свидетеля.
Готфрид вытянулся по струнке и со стеклянным взглядом слушал похвалу.
— Что вы на это ответите, Путцер?
Однако скорняк словно вернулся назад во времени: он надул губы и опустил взгляд, всем своим видом давая понять, что говорить не намерен.
— О, Господи, — Фазольт уронил голову на руки. — Путцер, вы опять онемели?
Путцер молчал, только сверкнул озлобленными глазами на Готфрида.
— Ну, хорошо, — сказал Фёрнер, поднимаясь, — на сегодня хватит.
Готфрид с Дитрихом удивлённо переглянулись.
— Давайте отправим этого молчуна в камеру, пусть подумает до завтра. Что-то мне подсказывает, что сегодня он говорить уже не будет.
Инквизиторы сразу приободрились — начали скрипеть стульями, полезли из-за стола. Они явно обрадовались тому, что рабочий день закончился и теперь можно вернуться домой, как следует отдохнуть.
Готфрид с Дитрихом подняли тушу на ноги.
— Дитрих, отправьте Путцера в Труденхаус с солдатами, а вы, Готфрид, поднимитесь, пожалуйста, ко мне, — сказал Фёрнер и вышел из подвала.
— Я сам за ним завтра схожу, чтобы никто и ничто… — сказал Дитрих — Прямо из дома зайду туда, и буду ждать вас. Неужели он начал говорить?…
В своём кабинете викарий усадил Готфрида перед собой и начал говорить:
— Понимаете ли, Айзанханг. Сегодня сам Рудольф Путцер нарушил свой… хм… обет молчания. Пока он ещё сопротивляется нам, но первый шаг уже сделан и когда-нибудь он выложит всё. Ваша задача, Айзанханг, усилить охрану Эрики Шмидт. Чтобы ни одна живая душа не имела к ней доступа. Вы говорите, что она нужна ковену? Мне, конечно, не известно, для чего, но мы должны любыми способами не позволить им ею завладеть.