Ведьмы танцуют в огне
Шрифт:
В доме было как всегда темно и тихо. Наверное тишина и темнота нужны были ведьме, чтобы сосредоточиться, или она опасалась праздных зевак, заглядывающих в окна…
— Рогатый больше не может помочь нашим братьям и сёстрам, — проскрипела Мать. Пламя злобы в глазах её то разгоралось, то гасло, сменяясь болью и тоской.
— Но почему? — спросила Хэлена, не понимая. — Ведь он всемогущ!
— Нет, — Мать покачала головой. — Он говорит, что они сами виноваты — признались. Предали его. Тем более, он так и не заполучил Эрику. Это значит,
Хэлена молчала. Но ведь под этими пытками в чём угодно признаешься!
— Теперь их казнят. Инквизиторы почему-то очень торопятся.
Хэлена пожала плечами.
— И что мы будем делать? — спросила она, опустив глаза. Может быть она и не любила дурочку-Анну, не нравился ей и этот отвратительный скорняк Путцер, по прозвищу Тюлень. Но, поняв что люди, с которыми так крепко связана была её жизнь, вдруг исчезнут, она почувствовала горечь и отчаяние.
Она хотела попросить Мать свести её с Рогатым. С дьяволом. Упасть на колени перед ней. Уж она, Хэлена, смогла бы уговорить его, отдалась бы в полную его власть, в рабство. Она так жалела, что во время своего ритуала вступления была пьяна и ничего не помнила. Только боль.
Однако она так и не попросила. Она могла бы уговорить мужчину, но Мать, конечно, не согласится — только она может разговаривать с Ним своими тайными способами. Это даёт ей власть и уж её она не отдаст никому.
— О чём это ты задумалась? — спросила старая ведьма подозрительно и впилась ей в глаза своим взглядом, который пробивал любого насквозь и вытаскивал все тайные мысли, чувства и фантазии наружу.
Хэлена сбросила с себя оцепенение, попыталась сделать вид, что внимательно слушала.
— Знаю я, о чём ты думаешь, — старуха скривилась. — Но нам нужна Эрика. И только она.
Как хотелось Хэлене надуть губки, топнуть ножкой и сказать «Хочу!», как часто поступала с преданными ухажёрами, однако она была не в том положении, чтобы требовать. Требовать могли только от неё.
— И вот ещё что, — со вздохом сказала Мать. — Больше нет у нас защиты от инквизиции, попомни мои слова. Что-то начинается. Пока ещё ничего не ясно, но что-то начинается.
Боюсь, что инквизиторы на днях готовят казнь. Мы можем использовать это в своих интересах. И даже если не спасём сестёр и братьев, то хотя бы отомстим. Завтра нужно собрать всех, так что займись этим.
И ещё: для ритуала нам нужна кладбищенская земля. Возьми с собой кого покрепче — Барсука или Вепря, и отправляйтесь на старое кладбище этой же ночью. Только следите, чтобы вас не видели. Начинайте собирать землю с полуночи и только с тех могил, на которых ещё есть холмик. Всего нужен мешок. Переночуете в лесной хижине, а поутру возвращайтесь.
Хэлена кивнула.
— Как там, кстати, твоя ученица?
— Мы пока занимаемся с ней травами. Скоро хочу рассказать ей о нашей вере и научить делать снадобья, самые простые.
— Очень хорошо. Ина — способная девочка, всё схватывает на лету, но сейчас тебе нужно сосредоточиться на другом.
Домой Готфрид пришёл подавленным и злым. Хлопнул дверью, скинул сапоги и шляпу, сбросил на пол куртку.
Он перебрал в мыслях все доводы. Эрику хотели убить. Путцер выдавал историю Эрики за свою, что очень и очень подозрительно. Если бы Эрика была ведьмой, тогда с Готфридом случилось бы что-нибудь плохое или в доме его начали твориться странные вещи: черти плясали в камине, метла летала сама по себе… Про сны он им ни за что не скажет Слухи будет отрицать.
Успокоившись немного, Готфрид как можно более радостным и дружелюбным голосом позвал Эрику. Потом замолчал. Не таким жизнерадостным голосом нужно сообщать, что завтра вас, возможно, обвинят в колдовстве и бросят в темницу. Тут нужно спокойно и серьёзно поговорить.
Она села напротив, сложила руки на коленях и вопросительно посмотрела ему в глаза.
— Эрика, — произнёс он. — Завтра нас с тобой вызывают в Труденхаус. Ты будешь свидетельницей. Расскажешь о шабаше…
— Но я ничего не помню.
— Всё равно, нужно будет рассказать. Может быть ты вспомнишь, а может быть придумаешь — не важно. Просто нужно свидетельство, вот и всё. Просто…
Хотелось сказать: «Просто, если свидетельствовать будешь не ты, то свидетельствовать будут против тебя», но Готфрид сдержался. Не нужно пугать её, тревожно всматривающуюся в его лицо.
— Что?
— Ничего.
Он вышел закрыть ставни, поздоровался с двумя стражниками, стоявшими у дверей.
— Это вы завтра будете нас сопровождать? — поинтересовался Готфрид.
— Никак нет. Мы ночь простоим, а утром смену пришлют. Заботится о вас герр Фёрнер, охраняет…
— Охраняет, — эхом откликнулся Готфрид и открыл дверь, чтобы вернуться в дом.
— Доброй ночи, — пожелал один из ландскнехтов, и Готфрид запер дверь на засов.
Весь вечер они молчали. Молча ужинали. Молча смотрели в огонь. Эрика о чём-то думала, опустив глаза в пол и закусывая губу. Изредка она бросала опасливые взгляды на Готфрида, словно боясь, что он прочтёт её мысли.
Солнце уже село, а они так и не зажгли свечи. Только жадная пасть очага освещала тёмную комнату.
Из-за двери слышалось сопение, скрежет доспехов и приглушённые голоса:
— Две шестёрки третий раз подряд?!
— Мне везёт.
— Да ты душу дьяволу за эти кости продал! Везёт ему, ишь ты…
— Наверное пора спать, — тихо сказал Готфрид.
— Да, да, — поспешно заговорила Эрика.
На мгновение в отблесках огня сверкнул её выжидающий взгляд.
Готфрид молча поднялся и пошёл к себе. Уже на лестнице он повернулся и пожелал ей спокойной ночи.