Ведьмы.Ру 2
Шрифт:
— А в рыло?
Пусть у Филина копыта, но это же не значит, что он должен слушать этот бред. А ещё ученый человек. Прав был тренер. От избытка учёности одни проблемы.
— Грубо… кстати, это касается не только греков с их фавнами и в целом страстью к зооморфным формам, но даже и славян. Вспомните легенды о медведях, коих миновали хозяевами леса. Некоторые мои коллеги вполне искренне полагали, что во времена тёмные существовали весьма специфические обычаи жертвоприношений…
— Ну, чего тут? — на тропу вывалился парень в чёрных широких
— Они милые…
— Я ж говорил, к тебе пойдут…
— Этот вообще ручной. А тот диковатый, вон, смотри, прям с тебя глаз не сводит. И ко второму ревнует, но ко мне не идёт…
— … я тогда ещё спорил, доказывая, что не следует воспринимать всё буквально. Что вероятно имеет место образность, метафоричность. Или на худой конец игра. Скажем, шаман или жрец, облачённый в медвежью шкуру…
— Как он мило блеет, будто говорит. Слушай… а может… ну его?
— Нет, — парень перехватил девушку за руку. — Мы не должны отступать. Покормила?
— Ага… — девушка вздохнула. — А когда?
— Завтра всё решится, вот и… Утром ещё заглянем. Завтра. Надо продолжать прикормку, чтоб привыкали.
— Вот, козлик, завтра мы придём, — она опять провела ладонью по покатому лбу профессора, а потом, наклонившись, и вовсе его поцеловала. — Жди меня тут. Часам к девяти. Ладно?
— М-ме… — сказал Профессор и сел.
На задницу.
Ага, вот вам и метафора с образностью. Но козёл же. Истинный козёл.
Наум Егорович снова уснул.
В принципе, можно было бы выбраться. Ремни, которые его удерживали, это не преграда. Замок тоже. Но… смысл? Незаметно распутаться не выйдет. Если всё так, как он услышал, то охрана на нервах.
К чему тревожить?
И доктор никуда не ушёл. Капельничку прикрутил да сам остался в уголочке, бдить. Ну а что бдение это перемежалось короткими мощными всхрапываниями, так оно бывает.
Наум Егорович почесал ступнёй ступню и тоже глаза закрыл. Засыпал он легко и быстро. Организм, дрессированный годами службы, прекрасно умел пользоваться короткими периодами отдыха. Вот только сон при этом оставался чутким.
Потому шорох Наума Егоровича и разбудил.
Тихий такой шорох.
Осторожный даже.
Наум Егорович повернул голову и поморщился. Рассвело. И судя по всему давненько. Свет пробивался в широкое давно немытое окно, шторы на котором проектом не были предусмотрены. И смотреть на свет было больно.
Поначалу.
Но постепенно глаза привыкли. Наум Егорович повернул голову в другую сторону.
Запрокинул.
Комната.
Явно медицинского назначения. Четыре кровати и, судя по ремням, аккуратно уложенным поверх одеял, пациенты не всегда с пониманием относились к необходимости госпитализации. Стол. Узенькая кушетка рядом. Шкаф со стеклянными дверцами. В глазах чуть мерцает, стало быть, под магической защитой. А ремни, похоже, тоже непростые.
Доктор вытянулся на кушетке,
Впрочем, шелест раздавался с другой стороны. Наум Егорович поёрзал, пытаясь чуть ослабить ремни. Разрывать их не хотелось, это вызвало бы вопросы, но шелест не давал лежать спокойно.
Шелестела мышь, которая забралась на стол.
Вроде бы, конечно, ничего удивительного, но… мышь была чешуйчатой. Да и можно ли называть мышью существо, вдвое превосходящее размером среднюю крысу? А ещё облачённое в шлем и панцирь. Причём и то, и другое сияли медью, а заодно уж навевали на определенные ассоциации.
Бред?
Антидот всё-таки не справился?
Мышь поднялась на задние лапы и взгляд её пересёкся со взглядом Наума Егоровича.
Или демон?
Там, в центре, был демон… или менталист? Или демон-менталист? Если такие до сих пор не встречались, то это же не значит, что их нет? В общем, кто там был, не ясно, но мыши ведь наличествовали. Их Наум Егорович сам видел. Правда, в центре обретались не древнеримские, но обыкновенные… ну, в том плане, что обыкновенные потусторонние твари, с земной историей незнакомые. Хотя, может статься, с той поры что-то да поменялось.
Вон у Наума Егоровича поменялось многое. А мыши, если подумать, чем хуже?
Мыш осмотрелся и тонко пискнул. На голос его выглянул другой, который спешно потрусил вдоль стены. Главное, бежал на трёх лапах, четвёртой придерживая сползающий шлем. И первый мышь явно нахмурился. Вот главное, Наум Егорович его прекрасно понимал: его тоже всегда раздражало раздолбайство подчинённых.
Говоришь им. Объясняешь.
Требуешь.
Следишь. А в нужный момент у кого-то то шлем сползает, то сапоги натирают, потому как не по размеру выбраны.
Мыш что-то коротко пискнул.
— Вот-вот, — поддержал его Наум Егорович. — И нарядов пару вне очереди. В следующий раз будет ремешок завязывать.
Сказал и смутился. Потому что выходило, что он вот лежит и с мышами разговаривает. А главное, этот, чешуйчатый, ответил. Пискнул чего-то в ответ и поглядел с интересом.
— Вы это… тут только не буяньте, — сказал Наум Егорович, покосившись на доктора, который продолжал спать крепким сном. И вот совесть же не мучит. — А то у меня задание.
— Пик, — мыш опустился на четыре лапы, потом примерилась и, оттолкнувшись, одним прыжком перемахнула со стола на кушетку.
И снова.
И до Наума Егоровича он добрался довольно быстро.
Вблизи мыш выглядел ещё более странно. Морда вот короткая, типично мышиная, была покрыта мелкими золотистыми чешуйками, которые дальше становились чуть больше и форму обретали четырёхугольную. Чешуйки наслаивались друг на друга, создавая прочную, но при том гибкую броню.
Зачем при такой нагрудник, Наум Егорович не понимал.